Зміна у політиці радянської держави щодо церкви та позиція духовенства (1921-1927 рр.)

Конфликт с патриархом Тихоном и секуляризация церковного имущества

Русской православной церкви. Он призывал прихожан активно становиться «в ряды духовных борцов, которые силе внешней противопоставят силы своего святого воодушевления», и «не вступать с извергами рода человеческого в какое-либо общение».

Такое заявление не могло пройти незамеченным. За его поплатится не только патриарх. Еще враждебнее встретили большевики «Постановление Святейшего патриарха и Священного Синода» от 15 февраля 1918 г., в котором говорилось о непринятии верующими атеистических действий. В принятом Поместным собором «определении» 1917;1918 гг. были перечислены наказания за лояльность по отношению к Советской власти: епископы и священнослужители, «содействующие проведению в жизнь враждебных церкви положений декрета о свободе совести и подобных ему актов, подлежат запрещению в священно служении и в случае не раскаяния извергаются из сана», а миряне отлучаются от церкви. Протест духовенства остался в тени. Состоялось принятие декрета, которому 25 января 1918 г. Поместный собор дал следующую оценку: он «представляет собой, под видом закона о свободе совести, злостное покушение на весь строй жизни Православной церкви и акт открытого против нее гонения».

Однако своей цели — мобилизации всех священнослужителей и мирян на борьбу с Советской властью — «соборным отцом», возглавляемым патриархом Тихоном, достигнуть не удалось. Более того, ропот на политиканствующих церковников усиливался, и исходил он не только от основной массы рядовых верующих, но и от все возраставшего числа священнослужителей. Кризис доверия к церковному руководству обретал в русском православии все более зримые черты.

Складывающаяся ситуация требовала осторожности, терпимости, строгой последовательности проведения официальных актов в жизнь, глубокого понимания реформы государственно-церковных отношений. Вместо этого возник острый конфликт между государством и церковью, который на местах усугублялся бесконтрольными действиями безбожников всех мастей, не только истинных атеистов, но и разнузданных грабителей, а порою и провокаторов. Вскоре последовали террористические акции: в Киеве был убит митрополит Владимир, а в реке Тобол утоплен епископ Гермоген, невинными жертвами оказались сотни священнослужителей более низкого ранга. Развернувшийся террор против духовенства провоцировал волнения среди верующих.

Почувствовав угрозу самоизоляции, иерархическая верхушка Русской православной церкви решила изменить тактику: не афишировать своей солидарностью с внутренней контрреволюцией и иностранной интервенцией, отказаться от открытых призывов к свержению Советской власти и публично заявить о таком отказе. 8 октября 1918 г. патриарх Тихон опубликовал послание, в котором содержался призыв к епископату и духовенству «уклоняться от участия в политических партиях и выступлениях», «повиноваться всякому человеческому начальству в делах мирских» и не давать Советскому правительству повода для подозрений в нелояльности.

Но стратегия тихоновцев осталась прежней: ожидание падения Советской власти и готовность содействовать этому падению при наличии благоприятных обстоятельств. В начале 20-х годов небывалая засуха в Поволжье и ряде других регионов страны создала угрозу голодной смерти для миллионов людей. Нужны были средства для закупки хлеба за границей, а их у Республики Советов не было. Возникла идея использовать для этой цели часть ценностей, сосредоточенных в храмах. 23 февраля 1922 г ВЦИК издал декрет, согласно которому местным Советам предлагалось в месячный срок изъять из церковных имуществ, переданных в пользование групп верующих всех религий по описям и договорам, те драгоценные предметы из золота, серебра и камней, изъятие которых не может существенно затронуть сам культ, и передать их в органы Народного комиссариата финансов со специальным назначением в фонд Центральной комиссии помощи голодающим. храм церковный патриарх духовенство Тихон решил сорвать проведение данного декрета в жизнь и тем самым сделать советскую власть беззащитной перед лицом голода, ускорить ее крах. 28февраля 1922 г. он обнародовал послание, в котором заявил: «Мы не можем одобрить изъятие из храмов освященных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается законами вселенской церкви и карается ею как святотатство — мирянин отлучением от нее, священнослужитель — извержением из сана».

Приверженцы патриарха восприняли это послание как призыв к активным антисоветским действиям. Они натравливали религиозных фанатиков на членов комиссий, занимавшихся изъятием церковных ценностей, что привело к многочисленным эксцессам с кровавым исходом. Однако ни сорвать проведение в жизнь декрета от 23 февраля 1922 г., ни помешать эффективной борьбе с голодом, ни восстановить население охваченных засухой районов страны против Советской власти церковники не смогли и в этот раз.

Наиболее активные организаторы и участники антисоветских церковных акций предстали перед народным судом и были сурово наказаны за противозаконные действия подрывного характера.

На одном из судебных процессов, проходивших в Москве, в качестве свидетеля выступал сам патриарх Тихон, попытавшийся уйти от ответственности за те эксцессы, которые были спровоцированы духовенством во исполнение его предписаний, и переложить всю вину на непосредственных участников эксцессов. Однако факты и документы, предоставленные суду, с неопровержимостью доказали, что злостный саботаж мероприятий Советского правительства по борьбе с голодом осуществлялся епископатом и духовенством по прямому указанию главы церкви. По делу патриарха Тихона началось следствие, а сам он был изолирован.

Русская православная церковь оказалась без своего лидера. Давно начавшийся кризис доверия религиозных масс к «духовным пастырям» усугубился кризисом церковного руководства. Традиционное русское православие вступило в полосу всеобщего кризиса, выход из которого можно было искать лишь на путях политической переориентации Русской православной церкви. Только такая переориентация могла вернуть епископату и духовенству влияние на прихожан-трудящихся, ставших в условиях социалистического общества основной социальной опорой церкви.

Ни сам Тихон, ни его ближайшее окружение подобную переориентацию осуществить не могли: им уже никто не верил, да и сами они были уже недееспособны.

Церковь нуждалась в деятелях иного плана — не запятнавших себя прямой связью с контрреволюционными силами и политиканством антисоветского толка. И они нашлись. Разрешением кризиса традиционного Русского православия занялись сторонники либерально-обновленческого движения, настроенные оппозиционно по отношению к Тихону и осуждавшие «тихоновщину» за подмену религии политикой. Они считали, что Русскую православную церковь следует незамедлительно перевести на позицию лояльности по отношению к Советской власти и начать этот процесс необходимо с устранения от руководства церковью патриарха Тихона, реорганизации церковного управления и модернизации всего религиозно-церковного комплекса. Нахождение патриарха под следствием было воспринято ими как благоприятное условие для начала реформаторской деятельности.

К тому времени церковные оппозиционеры объединились в «группу прогрессивного духовенства и мирян». Члены этой группы — священники Введенский, Калиновский, Красницкий и Белков, а также псаломщик Стадник — посетили 12 мая 1922 г. в Донском монастыре находившегося под следствием патриарха Тихона и попытались уговорить его снять с себя, хотя бы временно, полномочия главы церкви. Уговоры не дали желаемых результатов. 18 мая 1922 г. Введенский, Калиновский и Белков вновь побывали у патриарха и наконец-то добились своего: приняли у него церковные дела якобы для передачи их митрополиту Агафангелу, назначенному Тихоном своим преемником. Однако никому эти дела они передавать не собирались, так как знали, что Агафангел, возглавлявший в то время ярославскую епархию, в Москву прибыть не мог, поскольку тоже находился под следствием. Действия Тихона были истолкованы как самоустранение от руководства церковью и предоставление права епископату и духовенству без него решать вопрос о церковном управлении.

Такое решение входит в компетенцию Поместного собора, и противники Тихона высказались за его скорейший созыв. «Мы считаем необходимым, — заявили они, обращаясь к духовенству и мирянам, — немедленный созыв Поместного собора до суда над виновниками церковной разрухи, для решения вопроса об управлении церковью и об установлении нормальных отношений между ней и Советской властью. Руководимая высшими иерархами Гражданская война церкви против государства должна быть прекращена».

Однако созыв Собора оказался непростым делом, так как противники «тихоновщины» были организационно разобщены; они составляли несколько конкурировавших церковных групп.

Первой возникла группа «Живая церковь», объединявшая вначале белое духовенство и мирян. Было образованно Высшее церковное управление (ВЦУ), во главе которого встал архиепископ Антонин (Грановский).

Лидеры «Живой церкви» охарактеризовали свою деятельность как «церковно-революционную», направленную на то, чтобы добиться отстранения от руководства церковью епископов-монахов, ликвидировать монастыри, ввести брачный епископат и реорганизовать церковное управление.

Крайний радикализм программных установок «Живой церкви» и «революционная» фразеология членов этой группы шокировали умеренных сторонников церковной реорганизации, которые образовали «Союз церковного возрождения», возглавлявшийся председателем ВЦУ архиепископом Антонином. Программа данного союза отличалась неопределенностью позиций и нечеткостью формулировок. Главное внимание уделялось в ней освещению социальных аспектов христианского учения.

Вскоре в Союзе церковного возрождения" обнаружились собственные радикалы, объединившиеся вокруг петроградского священника А. Введенского. Они отошли от группы Антонина, образовав «Союз общин древлеапостольской церкви» (СОДАЦ). СОДАЦ требовал весьма радикальных преобразований как в православной идеологии, так и в церковной организации, но его члены избегали «революционных» формулировок.

Все три реформаторские группы, получившие равное число мест в Высшем церковном управлении, были признаны равноправными объединениями, преследующими общую цель — модернизировать русское православие применительно к новым социальным условиям, сложившимся после победы Великой Октябрьской социалистической революции.

За этими группами закрепилось название обновленческих, а за их объединением под эгидой ВЦУ — обновленческой церкви. Изданное ВЦУ «Положение об организации ревнителей церковного обновления» гласило: «Объединение имеет своей целью действительное обновление церковной жизни верующих масс, проведение христианского просвещения, нравственного оздоровления путем осуществления программ ставших во главе движения обновленческих организаций».

Совокупность программ, разработанных обновленческими группами и представленных на всеобщее обсуждение, предусматривала модернизацию практически всех аспектов традиционного Русского православия: от уклада церковной жизни, канонов и обрядности до догматики, социальных концепций и этических воззрений. Но первое место отводилось в этих программах политической переориентации русской православной церкви, нормализации ее отношений с Советской властью.

Реакция верующих на программные установки не была однозначной. Многие миряне и клирики, вошедшие в состав обновленческих групп или поддерживавшие их, опасались, что проекты церковных преобразований слишком радикальны и проведение их в жизнь нанесет непоправимый урон православию, подорвет устои церкви. Смущали рядовых верующих многочисленные разногласия между лидерами обновленческих групп, мешавшие выработке единого подхода к церковным реформам.

Все это осложняло реформаторскую деятельность обновленческих групп, делало нежизнеспособными выдвинутые и отстаиваемые ими проекты церковных преобразований, что вскоре и обнаружилось.

29 апреля 1923 г. в Москве открылся подготовленный обновленцами Поместный собор Русской православной церкви, на который церковные реформаторы возлагали самые радужные надежды. Согласно утвержденному ВЦУ «Положению о созыве поместного собора православной российской церкви», собор должен был «пересмотреть все стороны жизни церкви: веро и нравоучение, богослужение, церковноприходское управление — с целью устранения тех наслоений, которые внесены в жизнь церковную периодом подчинения и союза церкви с капиталистическим государством, и выявления сохраненных ею сокровищ апостольского предания в жизни церковной».

Однако в ходе соборных заседаний выяснилось, что к столь глобальной модернизации русского православия обновленцы не готовы. Поэтому были санкционированы лишь минимальные преобразования, получившие поддержку со стороны духовенства и мирян.

Наибольшее единодушие было проявлено участниками Собора при рассмотрении вопроса «О православной церкви, социальной революции, Советской власти и патриархе Тихоне». Собор одобрил социалистическую революцию и осудил капитализм как противохристианское состояние общественной жизни. Была отменена анафема в адрес Советской власти, исходившая от Тихона, а сам он был изобличен в контрреволюционной деятельности и лишен не только патриаршего сана, но и монашества. Положительно были решены еще несколько вопросов: «О белом и женатом епископате», «О второбрачии духовенства», «О мощах» и др. Однако с вопросом «О реформах церкви» вышла заминка. Ни один из предложенных проектов не получил соборной поддержки и была принята Соборная резолюция, в которой говорилось, что широко разрекламированная обновленческими группами модернизация не была санкционирована Собором, а без такой санкции предложенные ими проекты церковных реформ переходили в разряд пустых проектов, каковыми они в действительности и оказались.

Обновленцы активно сотрудничали тогда с партийной печатью, публикуя всяческие измышления о патриархе. Ситуация на местах осложнялась и тем, что, по-прежнему лишенные официальной регистрации и находившиеся практически вне закона, органы высшего и епархиального управления были дезорганизованы. Назначенный патриархом 29 апреля (12 мая) 1922 г. на случай своей смерти или тюремного заключения временным заместителем патриарха митрополит Агафангел (Преображенский) не имел возможности приступить к исполнению обязанностей, так как был задержан властями в Ярославле. Его попытка предотвратить захват обновленцами высшей церковной власти опубликованием послания от 5(18) июня 1922 г. «О самоуправлении епархий впредь до восстановления Высшей Церковной Власти» не достигла цели, и в конце июня 1922 г. 37 из 73 епархиальных архиереев подчинились обновленческому ВЦУ в Москве.

Сознавая опасность, нависшую над церковью, и видя печальные результаты гонений на нее и внутреннего раздора, патриарх Тихон 3(16) июня 1923 г. обратился в Верховный суд РСФСР с письмом, позволившим ему выйти на свободу: патриарх признал ошибочность некоторых своих прежних посланий, касавшихся действий советского государства, и подтвердил свою лояльность по отношению к установившейся в России государственной власти: «Я отныне Советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежевываюсь как от зарубежной, так и от внутренней монархическо-белогвардейской контрреволюции».

Этот документ имеет принципиальное значение: он санкционировал переход на позицию лояльности к Советской власти всей Русской православной церкви. Тем самым обновленцы лишались своего главного преимущества перед тихоновцами и должны были изыскивать иные возможности для привлечения к себе духовенства и верующих. А у Тихона появился шанс удержать под своим влиянием ту часть священнослужителей и мирян, которую прежняя антисоветская деятельность патриарха не устраивала. И он не упустил этого шанса.

Посланием от 15 июля 1923 г. Тихон объявил, что он возвращается к руководству церковью. Собор 1923 г. лишивший его сана, был охарактеризован им как не церковное сборище, решения которого не имеют канонической силы. Таким образом, в рамках некогда единого русского православия образовались две самостоятельные церкви: патриаршая, объединявшая традиционалистов-тихоновцев, и обновленческая, состоявшая из приверженцев церковных реформ. Они находились в состоянии взаимной конфронтации, которая обострялась год от года.

Одним из инициаторов этой конфронтации явился сам патриарх Тихон, развернувший после выхода на свободу широкую кампанию по дискредитации обновленчества в глазах мирян и клира. Сложившуюся после Собора 1923 г. ситуацию в Русском православии он охарактеризовал как обновленческий раскол, а деятелей обновленческой церкви обвинил в «восстании против законной церковной власти» и анафематствовал их как раскольников. Обновленцы обвинялись в «покушении на целостность и незыблемость православной веры», им приписывались «еретические» попытки «исказить богооткровенную сущность христианского вероучения» и разрушить «освященный веками канонический строй церковной жизни». Всему этому противопоставлялась ориентация приверженцев патриарха Тихона на сохранение православия в его традиционном виде, на верность церковной старине.