Аналіз та оцінка еволюції взаємовідносин КНР з Казахстаном, Киргизстаном та Таджикистаном у 1991—2010 рр.

Международная политика Китая все чаще становится объектом внимания мировых СМИ, политических и экспертных кругов. Одним из наиболее распространенных тезисов стало утверждение о том, что КНР — супердержава нового столетия. Данное мнение во многом стало предметом политической мифологизации. Однако Китай, несомненно, является важным «игроком» на мировой арене и имеет стратегические интересы в Азии, особенно в отношении соседних стран.

Одним из таких регионов «специального внимания» Китая является Центральная Азия. У соседних стран Центральной Азии (Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан) в отношениях с Китаем остался ряд проблем, унаследованных от СССР (геополитические, территориальные, идеологические, проблема этнических и конфессиональных меньшинств). Было бы упрощением говорить о том, что эти спорные моменты возникали лишь в советскую эпоху. Тем не менее, распад Советского Союза актуализировал их. Появление у границ Поднебесной новых субъектов международных отношений заставило Пекин по-новому сформулировать повестку своей внешней политики.

Следует отметить, что тема двусторонних отношений Китая с Центральной Азией, и с соседними странами Центральной Азии в частности, все еще недостаточно разработана как зарубежными, так и российскими, белорусскими исследователями. Тем не менее, изучение динамики двусторонних отношений между КНР и другими государствами представляет большой интерес: решение стратегически важных проблем, реализация многих задач осуществляется Китаем не на многостороннем, а на двустороннем уровне, так как, к примеру, реализация ряда проектов в рамках ШОС сдерживается как межгосударственными противоречиями в Центральной Азии, так и присутствием в организации России.

Отдельные аспекты рассматриваемой темы были предметом изучения Син Гуанчэна [14], Чжао Чанцина [21] (Китай), К. Сыроежкина [16] (Казахстан), Э. Усубалиева [20] (Кыргызстан), В. Дубовицкого [24] (Таджикистан) и других авторов. Несомненную ценность представляют работы российских авторов: А. Воскресенского, С. Лузянина [4], В. Корсуна [7], Р. Мукимджановой [8] и узбекских авторов: В. Парамонова, А. Строкова, О. Столповского [12]. Были также рассмотрены результаты исследований европейских и американских авторов: Л. Диттмера [23], С. Пейроуза [28], И. Шичора [29] и белорусского исследователя В. Борового [1—3].

Наибольшее значение для написания данной статьи имели работы К. Сыроежкина [16], в которых рассматриваются различные аспекты политики Китая в Центральной Азии и взаимодействие Китая с Россией и США в регионе. Необходимо также отметить работы западного исследователя С. Пейроуза [28], уделяющего большое внимание динамике сотрудничества Китая и Центральной Азии на современном этапе, и белорусского исследователя В. Борового [1—3], полно и многосторонне анализирующего динамику сотрудничества КНР с Центральной Азией.

Целью данной статьи является анализ и оценка эволюции взаимоотношений КНР с Казахстаном, Кыргызстаном и Таджикистаном в 1991—2010 гг. В этой связи необходимо исследовать стратегию и основные интересы Китая в рассматриваемых странах. Так, необходимо выделить общие черты стратегии и специфику взаимодействия КНР с каждой из трех перечисленных стран.

Геополитика и вопросы периодизации. Начиная с 90-х гг. XX в. взаимодействие КНР с Казахстаном, Кыргызстаном, Таджикистаном прошло несколько этапов развития, обусловленных как внешними, так и внутренними факторами. В качестве первого из них можно выделить период от распада СССР/установления дипломатических отношений до 11 сентября 2001 г. По мнению В. Борового, после распада СССР отношения Китая со странами Центральной Азии вступили в принципиально новую фазу, связанную как с новыми возможностями, так и с новыми угрозами для обеих сторон. В этот период политика Пекина в регионе, находясь в процессе становления, отличалась особой осторожностью и умеренностью [2, с. 7]. Первая половина 1990;х гг. стала подготовительным этапом, когда устремления Пекина не имели четкой стратегической составляющей и ограничивались установлением базовых дипломатических контактов, развитием региональной торговли и сбором информации [3]. Как отмечает Син Гуанчэн, основные принципы внешней политики Китая в отношении Центральной Азии были сформулированы только в 1994 г. Китайский исследователь обобщает их как поддержание дружественных добрососедских отношений и мирное сосуществование; развитие взаимовыгодного сотрудничества и содействие совместному процветанию; уважение выбора каждого из государств и невмешательство во внутреннюю политику других стран; уважение суверенитета, содействие региональной стабильности [14, c. 17]. Столь обтекаемые формулировки нехарактерны для оценок российских и белорусских исследователей, которые акцентируют свое внимание на проблемных моментах.

По мнению российских авторов А. Воскресенского и С. Лузянина, несмотря на то, что во всех официальных документах китайского правительства говорилось о равном и дружественном отношении ко всем новым центрально-азиатским государствам, со стороны Пекина с середины 1990;х гг. стала заметна тенденция к определенной дифференциации отношений с государствами Центральной Азии: появились «приоритетные государства», которым отводилось первостепенное значение в плане развития политических и экономических связей, и республики «второго эшелона», с которыми поддерживался необходимый уровень официальных контактов. По мнению данных исследователей, в «приоритетную» группу вошли государства, связанные с Китаем общей границей и общими проблемами сохранения взаимной национальной безопасности, — Казахстан, Таджикистан и Кыргызстан [4, с. 397].

С данным утверждением трудно не согласиться, так как наиболее значимыми факторами, которые в начале 1990;х гг. определяли позицию и интересы КНР в Центральной Азии, стали пограничные вопросы и проблемы, связанные с ситуацией в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР) (проблема уйгурского сепаратизма и экономические вопросы). Как отмечает В. Боровой, если распад Советского Союза создал предпосылки для решения ряда проблем, то проблема уйгурского сепаратизма значительно обострилась, поскольку возникли условия для относительно свободных трансграничных контактов в регионе. С другой стороны, с распадом СССР и обретением государствами Центральной Азии независимости Китаю вновь представилась возможность вернуться в регион в качестве одного из активных игроков. Стремительное экономическое развитие Китая в сочетании с желанием заявить о себе как об одном из полюсов современного мира стало предпосылкой возрождения китайского влияния в Центральной Азии [2, c. 25].

После событий 11 сентября 2001 г. в США и начала антитеррористической операции в Афганистане ситуация в Центральной Азии стала быстро меняться. Главным итогом объявленной Вашингтоном антитеррористической операции стало то, что США получили легитимный доступ своих воинских подразделений в сердце Евразийского континента. Американские военнослужащие были размещены, в частности, на авиабазе возле аэропорта «Манас» в Кыргызстане. По мнению Л. Диттмера, хотя Китай и выступил с поддержкой американских действий, направленных на борьбу с терроризмом, проникновение США в регион связано также с желанием установить контроль над ресурсами, а также приблизиться к западным границам Китая, чтобы, в случае необходимости, оказывать определенное влияние на политическую ситуацию внутри страны [23].

В связи с объявленной войной с международным терроризмом и военным присутствием США в Афганистане политика Китая, нацеленная на установление зоны стабильности и безопасности по периметру границ, столкнулась с рядом проблем. Казахстанский исследователь К. Сыроежкин полагает, что вмешательство США в афганский конфликт разрушало всю геостратегию Китая, которая с конца 1980;х гг. выражается формулой «опираться на север, стабилизировать западное направление, а основные усилия сосредоточить на востоке и юге» [16]. По мнению многих специалистов, эти события вынудили КНР пойти на активизацию своего внешнеполитического курса в отношении Центральной Азии и повышение ее статуса в структуре региональной политики Китая [см.: 2; 20].

Представляется целесообразным выделить период с 2002 по 2005 г. В это время Китай стал постепенно смещать фокус своего внимания с краткосрочных целей стратегической важности на долгосрочные, в частности на интенсивное расширение торгово-экономического сотрудничества и проникновение в ключевые сектора экономик региона. Экономическое взаимодействие между Китаем и Казахстаном, Кыргызстаном и Таджикистаном (особенно после открытия китайско-таджикского пограничного поста в 2004 г.) значительно возросло, наблюдалось также повышение инвестиционной активности государственных компаний КНР в нефтегазовом секторе Казахстана. По оценкам казахстанского исследователя К. Сыроежкина, за 1993—1998 гг. суммарный объем прямых иностранных инвестиций Китая в Казахстан составил только 411,7 млн дол. США, в 2004 г. он достиг 393,5 млн, а в 2005 г. — 1,2 млрд дол. [15].

2005 год стал важным хронологическим рубежом как в политическом, так и в экономическом взаимодействии Китая с соседними государствами Центральной Азии. «Тюльпановая революция» в Кыргызстане и события в Андижане весной 2005 г. серьезно обеспокоили Пекин и Москву на предмет американского вмешательства во внутриполитические дела государств Евразии. Требование ликвидации военных баз в Центральной Азии, прозвучавшее в Декларации Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) в Астане 2005 г., завершилось уходом американцев, по крайней мере, из Узбекистана. Пекин, в свою очередь, задался целью более серьезной экономической привязки региона к экономике КНР. Период с 2005 г. по настоящее время характеризуется бурными темпами роста товарооборота между Китаем и странами Центральной Азии и началом реализации крупных совместных проектов. Так, по данным узбекистанских исследователей В. Парамонова, А. Строкова, О. Столповского, товарооборот между КНР и Казахстаном, составлявший в 1992—1995 гг. 210—450 млн дол. США ежегодно, к 2000 г. возрос примерно в 4 раза, в 2001 г. составил уже около 1,25 млрд, в 2004 г. — 4 млрд, в 2007 г. — 12 млрд, а в 2008 г. достиг 17,5 млрд дол. США [12]. Товарооборот между КНР и Кыргызстаном, вплоть до 2004 г. включительно находившийся в пределах 30—125 млн дол., за 2004—2008 гг. увеличился примерно в 12 раз [9]. В стартовом 1993 г. объем торговли между КНР и Таджикистаном составил 8,9 млн дол. США и к 2003 г. едва достиг 38,8 млн дол., но в 2005 г. он составил уже 157,8 млн дол США, в 2006 г. — 323,7, в 2007 г. — 524 млн. дол. В 2008 г. внешнеторговый оборот между Таджикистаном и Китаем впервые преодолел миллиардную планку и достиг 1 679,8 млн дол США [6; 24].

Таким образом, на основе проведенного анализа можно выделить три этапа эволюции взаимоотношений Китая и соседних стран Центральной Азии: 1992—2001 гг. — поиск решения пограничных вопросов и проблем взаимной национальной безопасности, обозначение экономических интересов Пекина; 2002—2005 гг. — активизация Пекина в связи с американским военным присутствием в Центральной Азии, а также наращивание китайского экономического присутствия в регионе; 2005—2009 гг. — вхождение в крупные сектора национальных экономик соседних стран и энергетическая «привязка» региона к экономике КНР.

Интересы и стратегия. Выделив основные этапы во взаимоотношениях КНР и граничащих с ней стран Центральной Азии в 1991—2009 гг., попытаемся проанализировать основные интересы и дать характеристику стратегии Китая в Казахстане, Кыргызстане и Таджикистане в рассматриваемый период.

Как отмечает казахстанский эксперт К. Сыроежкин, внешняя политика КНР в рассматриваемом регионе тесно связана с приоритетами внутреннего развития — необходимостью поддерживать внутриполитическую стабильность, обеспечивать устойчивый экономический рост, расширяя производство и экспорт и импортируя углеводородное сырье и минеральные ресурсы. Первым необходимым условием для стабильного внутреннего развития является создание мирной международной обстановки, а применительно к рассматриваемым странам — формирование условий для сохранения в регионе стратегической стабильности и безопасности, предотвращение возникновения реальных и потенциальных стратегических угроз для Китая [15].

Для того чтобы обеспечить стабильность в Казахстане, Кыргызстане и Таджикистане — странах, которые Китай рассматривает как свой «стратегический тыл», — необходимо было, прежде всего, урегулировать пограничные вопросы, на чем и сконцентрировала свои усилия КНР после установления дипломатических отношений с этими странами. Вопросы прохождения границы между КНР и Казахстаном были окончательно урегулированы в 1998 г., между КНР и Кыргызстаном — в 1999 г., КНР и Таджикистаном — в 2002 г. [8, с. 141]. Помимо урегулирования пограничного вопроса КНР направила усилия на получение поддержки правительств рассматриваемых стран в борьбе с «тремя силами зла» — сепаратизмом, терроризмом и экстремизмом. КНР всегда отдавала себе отчет в том, что нестабильность в Центрально-азиатском регионе может повлиять на политическую стабильность и экономическое развитие СУАР. В течение рассматриваемого периода, особенно во второй половине 1990;х гг., характеризовавшейся обострением деятельности исламистских группировок как в Центральной Азии, так и в СУАР (волнения в г. Кульчже недалеко от границы с Казахстаном в 1997 г., серия терактов в Пекине в 1999 г. [7, с. 417]), КНР прилагала все усилия для того, чтобы не допустить превращения Центральной Азии в целом и Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана в частности в базу восточно-туркестанских сепаратистских сил за пределами Китая и каналом их связи с международным терроризмом [8, с. 150]. В конце 1990;х гг. — начале XXI в. между Китаем и рассматриваемыми странами был подписан ряд соглашений о сотрудничестве по борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом: в 2002 г. подобные соглашения были подписаны с Казахстаном и Кыргызстаном, в 2003 г. — с Таджикистаном [10], что стало несомненным успехом дипломатической стратегии КНР в рассматриваемых странах. Однако, несмотря на официальный запрет деятельности организаций, поддерживающих сепаратизм в СУАР, возможность активизации уйгурского движения за независимость, роста исламского фундаментализма в регионе продолжает существовать и по сей день. Ислам является религией как большинства народов Центральной Азии, так и современного Синьцзяна (по данным на 2009 г., уйгуры составляют 9,651 млн из 21-миллионного населения СУАР [22]), и именно под его знаменами сегодня ведется террористическая война исламистских группировок. Данный фактор будет, несомненно, учитываться Китаем при выработке своей стратегии по отношению к рассматриваемым странам и в дальнейшем [см.: 18].

При этом выработка Китаем политической стратегии после обретения центрально-азиатскими республиками независимости подразумевала выбор между двумя фундаментальными и противоречивыми вариантами: с одной стороны, продолжение политики закрытости границ с центрально-азиатскими странами могло бы способствовать стабильности в СУАР ценой экономического развития. С другой стороны, открытие границ для неконтролируемого движения людей и товаров (а также «неправильных» идей, литературы, религиозных взглядов и даже оружия) могло бы в значительной степени посодействовать экономическому развитию КНР ценой внутриполитической стабильности. Пекин принял решение открыть границы и дать «зеленый свет» экономическому сотрудничеству с минимальными ограничениями, в то время как внутри страны применялись достаточно твердые и решительные меры по поддержанию стабильности и обеспечению контроля над СУАР, которые сочетались с политическим давлением на страны Центральной Азии [29, p. 56]. Так Синьцзян постепенно начал превращаться в плацдарм для усиления китайского присутствия в регионе [27, p. 14].

Обеспечив политическую базу для стабильности в рассматриваемых странах и реализовав свои краткосрочные цели, которые являлись необходимым условием и основой для дальнейшего углубления сотрудничества с рассматриваемыми странами, Китай получил возможность сконцентрироваться на реализации своих долгосрочных целей, а именно на развитии торгово-экономического сотрудничества, активном вовлечении рассматриваемых стран в экономический обмен. События 2001 г. также в той или иной степени побудили КНР к пересмотру места Центральной Азии в иерархии ее внешнеполитических приоритетов и заставили искать пути для расширения присутствия в регионе. Китай принял решение использовать экономическое сотрудничество, которое на сегодняшний день представляет собой приоритетный аспект отношений между КНР и соседними государствами Центральной Азии, для расширения присутствия и укрепления влияния в регионе.

Китай в течение уже длительного времени является одним из лидирующих экономических партнеров Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана. Стратегия Китая в рассматриваемых странах подтверждает тот факт, что КНР хорошо осознает связь как между экономическим сотрудничеством и расширением влияния, так и между экономическим сотрудничеством и безопасностью. Китай стремится к проникновению в важнейшие сектора экономик рассматриваемых стран, инвестируя в транспортную и энергетическую отрасли. Это выгодно для КНР, так как, во-первых, прочное присутствие Китая и китайского капитала во внешнеторговом балансе и стратегически важных секторах экономик стран региона, а также наличие транспортно-коммуникационной инфраструктуры, связывающей рассматриваемые страны с КНР, создает обстановку, в которой китайский фактор начинает приобретать все большую значимость в регионе. Во-вторых, инвестиции в ключевые сектора экономик рассматриваемых стран также будут содействовать региональному развитию, что поможет снизить вероятность политической и социальной дестабилизации, которая может повлиять на ситуацию в СУАР и замедлить экономический рост КНР. В отношении же СУАР Пекин осознает, что для поддержания стабильности в регионе ему следует придерживаться взвешенной и осторожной стратегии: китайский исследователь Чжао Чанцин отмечает, что если экономическое развитие Центральной Азии будет опережать экономическое развитие западных регионов КНР, то это может привести к росту недовольства и сепаратистских тенденций [21, с. 23].

Вообще динамичное развитие торгово-экономических связей между КНР и соседними государствами Центральной Азии в большой степени отразилось именно на интересах Синьцзяна, получившего возможность активнее реализовать потенциал своего выгодного географического положения, что в полной мере соответствует Программе развития западных регионов, принятой в 1999 г. и предусматривающей их всестороннее экономическое развитие. Расширение двусторонней торговли и экономического сотрудничества с соседними государствами приводит в движение механизм развития экономики соседних территорий [1, с. 58]. Более 2/3 торговли между КНР и Казахстаном приходится на СУАР [29, p. 57]. До середины 1990;х гг. СУАР был практически единственным регионом Китая, с которым Казахстан осуществлял экономическое сотрудничество. Лишь позднее, когда на казахстанском рынке появились крупные китайские кампании, началась реализация масштабных проектов и доля СУАР в торговом балансе КНР и Казахстана стала несколько сокращаться [25, р. 55]. Однако, по данным американского исследователя С. Пейроуза, в 2008 г. на долю торговли с СУАР пришлось около 9 млрд из 15 млрд дол. США общего казахстанско-китайского товарооборота [28].

Как отмечает В. Боровой, чтобы создать предпосылки для влияния в регионе через расширение экономического сотрудничества, КНР стремится в максимальной степени использовать свои преимущества (масштабы китайской экономики, растущие инвестиционные возможности, географическую близость к рассматриваемым странам) для расширения торгово-экономического сотрудничества [см.: 2]. Так, Китай в полной мере воспользовался возможностью, предоставленной ему мировым финансовым кризисом, для того, чтобы расширить свое присутствие в рассматриваемых странах и обеспечить стратегические преимущества в будущем. В 2009 г. между КНР и пограничными странами был заключен ряд масштабных сделок: например, в апреле 2009 г. в ходе визита главы Казахстана Н. Назарбаева в КНР стороны согласовали предоставление Казахстану кредита в размере 10 млрд дол. США (5 млрд были выделены НК «КазМунайГаз» для финансирования сделки по поглощению компании «Мангистаумунайгаз» и других проектов в нефтегазовой отрасли и еще 5 млрд — Банку развития Казахстана) [19].

Что касается форм торгово-экономического сотрудничества, то в первой половине 1990;х гг. экономическое присутствие Китая в Казахстане ограничивалось исключительно торговой сферой, причем торговля имела стихийный, неконтролируемый характер [12]. В начале XXI в. между Китаем, Кыргызстаном, Таджикистаном и особенно Казахстаном начался новый этап развития отношений — этап практической реализации крупнейших, стратегически важных совместных проектов в экономической сфере, к чему привело, в частности, вступление КНР в «игру» за энергоресурсы региона. В 2009 г. состоялась официальная церемония открытия газопровода Туркменистан—Китай, проходящего по территории Узбекистана и Казахстана [5]. В 2010 г. состоялся запуск нефтепровода Казахстан—Китай, на сегодняшний день являющегося крупнейшим из реализованных совместных проектов. Строительство нефтепровода Казахстан—Китай осуществлялось в два этапа. Первым этапом явилась реализация проекта нефтепровода Атасу—Алашанькоу, который был введен в эксплуатацию в июле 2006 г., вторым этапом стало введение в эксплуатацию нефтепровода Кенкияк—Кумколь. С момента начала транспортировки по 1 апреля 2010 г. по нефтепроводу Кенкияк—Кумколь было транспортировано около 1,3 млн т нефти. В перспективе по нефтепроводу Казахстан—Китай прогнозируется транспортировка нефти из Западного Казахстана и казахстанского сектора Каспийского моря: данный нефтепровод планируется соединить с нефтепроводом Кенкияк (Каспийское море) — Атырау, построенным в 2002 г. [26]. Реализация подобных крупных проектов, с одной стороны, позволяет Китаю усилить свое влияние в регионе и удовлетворить потребность в ресурсах, диверсифицировав их источники; с другой стороны, китайское правительство отдает себе отчет в том, что без реализации подобных проектов значительное ускорение темпов роста торгово-экономического сотрудничества и, как следствие, расширение своего присутствия в регионе, было бы невозможным.

Несмотря на наличие общих характеристик, взаимодействие КНР с каждой из трех рассматриваемых стран имеет и свою специфику. Казахстан, несомненно, занимает ведущее место как среди соседних стран, так и среди всех государств Центральной Азии по уровню развития многосторонних связей с КНР. Как отмечает китайский исследователь Син Гуанчэн, Казахстан с точки зрения геополитики — не просто центральноазиатское государство, но и евразийское государство, что и определяет его важную стратегическую позицию в регионе [14, с. 18]. Китай подчеркивает, что стремится к поддержанию дружественных отношений со всеми странами Центральной Азии, но Казахстан обладает особенным статусом: в 2005 г. китайско-казахстанское сотрудничество было названо «стратегическим» и Астана рассматривается Пекином в качестве одного из важнейших политических союзников на постсоветском пространстве [8, с. 143]. На протяжении 1992—2008 гг. на торговлю между Китаем и Казахстаном приходилось от 80 до 86% всего китайско-центральноазиатского товарооборота, на торговлю с Кыргызстаном — от 1 до 8%, с Таджикистаном — от 0,1 до 4% [12]. Важнейшей составляющей китайско-казахстанского взаимодействия является энергетическое сотрудничество. Стимулом повышения интереса Китая к Казахстану явился рост потребностей китайской экономики в энергоресурсах, в первую очередь нефти, что и обусловило начало проектно-инвестиционной деятельности китайских компаний в республике.

Кыргызстан — страна региона, проникновение КНР в экономику которой является наибольшим. Однако это связано не с объемами поставок товаров из КНР в Кыргызскую Республику, которые сами по себе невелики по причине слабости кыргызской экономики, а с тем, что Китай рассматривает республику в качестве стратегического плацдарма для торговой экспансии в Центральную Азию и на постсоветское пространство в целом [13]. Кыргызстан, в свою очередь, не только насыщает свой рынок дешевой китайской продукцией, но и имеет дополнительную прибыль за счет ее реэкспорта в остальные государства Центральной Азии (главным образом, в Узбекистан) и даже ряд областей России. Данную прибыль оценить сложно, однако, по мнению некоторых экспертов, реэкспорт приносит Кыргызстану не менее 250 млн дол. США в год. Значение Кыргызстана как перевалочной базы для китайских товаров широкого потребления особенно возросло в первом десятилетии XXI в., когда обе страны стали членами ВТО (Кыргызстан — с 1998 г., Китай — с 2001 г.). После этого китайская продукция стала поступать на территорию Кыргызстана в прогрессирующих масштабах и практически беспрепятственно [12].

Таджикистан, малая страна с несущественным масштабом рынка, занимает достаточно скромное место в торговой политике Пекина. Однако за последние годы экономическое присутствие Китая в Таджикистане также значительно увеличилось. Таджикистан, как и Кыргызстан, обладает достаточно большим гидроэнергетическим потенциалом. Проектная активность Китая в гидроэнергетической отрасли Кыргызстана пока невелика, но Таджикистан является основным партнером Китая в Центральной Азии в сфере гидроэнергетики. В Таджикистане, как и в Кыргызстане, Китай проявляет большой интерес к инвестициям в сетевую инфраструктуру, финансируя строительство крупных подстанций и ЛЭП, а также к минерально-сырьевым ресурсам. В Кыргызстане и Таджикистане Китай предложил использовать схему «инвестиции в обмен на природные ресурсы», которая подразумевает покупку Пекином золота, вольфрама и олова в обмен на инвестиции в различные отрасли экономики страны [17].

Выводы

Несомненно, существует ряд факторов, в той или иной степени препятствующих поступательному и динамичному развитию отношений между КНР и рассматриваемыми странами. Во-первых, Пекину понадобилось время для того, чтобы выработать четкую стратегию по отношению к региону. Проникновению Китая в регион препятствует также присутствие там интересов других держав, особенно России и США. На развитие двусторонних отношений определенное негативное влияние оказывают проблема незаконной миграции, контрабандного ввоза и вывоза товаров, использования водных ресурсов, а также существующие среди местного населения опасения в отношении дальнейшего расширения влияния КНР. В соседних странах наблюдается дисбаланс структуры импорта и экспорта в пользу Китая: китайский импорт в Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан значительно преобладает над экспортом, который преимущественно является сырьевым. Такая ситуация часто вызывает недовольство со стороны местного населения и части политических элит, заставляя говорить об угрозе «китайской экспансии». Китайская сторона, в свою очередь, обеспокоена проблемой стабилизации ситуации в Кыргызстане, и вопрос реванша радикальных исламистов в Центральной Азии будет держать в напряжении Пекин до тех пор, пока уйгурские организации будут иметь социальную и идеологическую поддержку в Центральной Азии.

Однако, несмотря на наличие сдерживающих факторов, сотрудничество между Китаем и соседними государствами Центральной Азии развивается весьма активно. Можно отметить, что в процессе взаимоотношений с этими соседями Китай достаточно умело отстаивает свои интересы, адаптируясь к новым обстоятельствам и довольно эффективно используя экономические рычаги для укрепления своего присутствия в регионе.

Представляется вероятным, что в будущем главными приоритетами для Китая по-прежнему останутся вопросы освоения углеводородных и других сырьевых ресурсов, формирования соответствующей транспортной инфраструктуры по обеспечению экспорта в китайском направлении промышленного сырья, а также увеличения импорта в рассматриваемые государства промышленных товаров и услуг. Подобная стратегия необходима в контексте как повышения экономического роста, так и обеспечения безопасности. Китай будет продолжать инвестировать в экономики Кыргызстана и Таджикистана, однако говорить о динамичном развитии взаимоотношений между Китаем и Кыргызстаном, Китаем и Таджикистаном в ближайшей перспективе вряд ли возможно. По мере реализации крупных проектов значимость рассматриваемых стран, особенно Казахстана, для Китая будет повышаться. Но в целом в ближайший период в двусторонних отношениях между Китаем и рассматриваемыми странами будет, вероятнее всего, сохраняться определенный статус-кво, и в обозримом будущем Центральная Азия будет занимать «почетное второе» место по сравнению с Восточной Азией в иерархии приоритетов региональной политики КНР.

• 1. Боровой, В. 11 сентября и политика Китая в Центральной Азии: новые приоритеты и акценты / В. Боровой // Белорус. журн. междунар. права и междунар. отношений. 2004. № 4. С. 57—60.
• 2. Боровой, В. Политика КНР в Центральной Азии (90-е гг. XX в. — начало XXI в.): автореф. дис. … канд. ист. наук: 07.00.15 / В. Боровой; Белорус. гос. ун-т. Минск, 2005.
• 3. Боровой, В. Политика КНР в Центральной Азии в первой половине 1990;х гг. / В. Боровой // Журн. междунар. права и междунар. отношений. 2007. № 1. С. 54—57.
• 4. Воскресенский, А. Китайский и российский факторы в Центральной Азии: традиционные вызовы и новые возможности / А. Воскресенский, С. Лузянин // Северо-Восточная и Центральная Азия: динамика международных и межрегиональных взаимодействий: учеб. пособие / под ред. А. Д. Воскресенского; отв. сост. А. Д. Воскресенский, К. П. Боришполец. М.: МГУ; Рос. полит. энцикл. (РОССПЭН), 2004. С. 387—401.
• 5. Запущен газопровод Туркменистан—Узбекистан—Казахстан—Китай [Электронный ресурс] // Интернет-газета Turkmenistan.ru. Режим доступа:. Дата доступа: 13.05.2010.
• 6. За 16 лет торговый оборот между Таджикистаном и Китаем увеличился в 116 раз [Электронный ресурс] // Время Востока — Центральная Азия, Средний Восток, Дальний Восток. Режим доступа:. Дата доступа: 30.03.2010.
• 7. Корсун, В. Дипломатия КНР в борьбе за «постсоветское наследство» в Центральной Азии / В. Корсун // Северо-Восточная и Центральная Азия: динамика международных и межрегиональных взаимодействий: учеб. пособие / под ред. А. Д. Воскресенского; отв. сост. А. Д. Воскресенский, К. П. Боришполец. М.: МГУ; Рос. полит. энцикл. (РОССПЭН), 2004. С. 402—425.
• 8. Мукимджанова, Р. Страны Центральной Азии: азиатский вектор внешней политики / Р. Мукимджанова. М.: Науч. книга, 2005.
• 9. Назаров, У. В Кыргызстане увеличивается присутствие китайского бизнеса / У. Назаров, А. Карабаев [Электронный ресурс] // Средняя Азия в Интернете. Режим доступа:. Дата доступа: 01.05.2006.
• 10. Нормативные документы. Правовое обеспечение противодействия экстремизму в ШОС [Электронный ресурс] // Региональная антитеррористическая структура Шанхайской организации сотрудничества (РАТС ШОС). Режим доступа:. Дата доступа: 30.03.2010.
• 11. Парамонов, В. Экономическая политика Китая в Центральной Азии (часть 1) / В. Парамонов, А. Строков, О. Столповский [Электронный ресурс] // Время Востока — Центральная Азия, Средний Восток, Дальний Восток. Режим доступа:. Дата доступа: 22.04.2010.
• 12. Парамонов, В. Экономическое присутствие Китая в Казахстане / В. Парамонов, А. Строков, О. Столповский [Электронный ресурс] // Время Востока — Центральная Азия, Средний Восток, Дальний Восток. Режим доступа:. Дата доступа: 22.04.2010.
• 13. Парамонов, В. Экономическое присутствие Китая в Кыргызстане / В. Парамонов, А. Строков, О. Столповский [Электронный ресурс] // Время Востока — Центральная Азия, Средний Восток, Дальний Восток. Режим доступа:. Дата доступа: 23.04.2010.
• 14. Син Гуанчэн. Чжунгою чжунъя гоцзя гуаньси = Отношения Китая с государствами Центральной Азии (на кит. яз.) / Син Гуанчэн [Электронный ресурс] // Hokudai. Режим доступа:. Дата доступа: 11.04.2010.
• 15. Сыроежкин, К. «Большая игра» в Центрально-Азиатском регионе / К. Сыроежкин [Электронный ресурс] // Институт экономических стратегий — Центральная Азия. Режим доступа:. Дата доступа: 13.04.2010.
• 16. Сыроежкин, К. Казахстан и интересы Китая в ЦА / К. Сыроежкин [Электронный ресурс] // Информационно-аналитический центр «Изучение общественно-политических процессов на постсоветском пространстве». Режим доступа:. Дата доступа: 01.04.2010.
• 17. Таджикистан и Китай создают новые совместные предприятия по разработке месторождений золота [Электронный ресурс] // Информационно-аналитический центр «Минерал». Режим доступа:. Дата доступа: 09.05.2010.
• 18. Турарбекова, Р. Исламский фактор в отношениях Центральной Азии и Китая: история, геополитика и безопасность / Р. Турарбекова // Пути Поднебесной. Вып. 1, ч. 2. Минск: БГУ, 2006. С. 125—129.
• 19. Турусбекова, Ж. Китайский вектор в кыргызской экономике / Ж. Турусбекова [Электронный ресурс] // ЦентрАзия. Режим доступа:. Дата доступа: 11.05.2010.
• 20. Усубалиев, Э. «Китайский фактор» во внешней политике Кыргызстана: двусторонний и региональный уровни / Э. Усубалиев [Электронный ресурс] // Правда. kg: информационный портал.
• 21. Чжао Чанцин. Чжунго ю чжунъя угоды цзинцзи гуаньси = Экономические связи Китая и Центральной Азии (на кит. яз.) / Чжао Чанцин // Дуноу чжунъя шичан яньцзю = Исследование рынков Восточной Европы и Центральной Азии. 2002. № 1. С. 24—31.
• 22. Development and Progress in Xinjiang: Full Text [Electronic resource] // Xinhua News Agency. Mode of access:. Date of access: 01.07.2010.
• 23. Dittmer, L. Central Asia and the Regional Powers / L. Dittmer // The China and Eurasia Forum Quaterly. 2007. V. 5. N 4. P. 7—22.
• 24. Dubovitsky, V. The Tajik-Chinese relations: the period of wariness over, the era of cooperation begins / V. Dubovitsky [Electronic resource] // Ferghana.ru: Information Agency. Mode of access:. Date of access: 04.05.2010.
• 25. Ibraimov, K. China-Central Asia Trade Relations: Economic and Social Patterns / K. Ibraimov // The China and Eurasia Forum Quaterly. 2009. V. 7. N 1. P. 47—60.
• 26. Kazakhstan Energy Data, Statistics and Analysis — Oil, Gas, Electricity, Coal. Energy Information Administration [Electronic resource] // U.S. Energy Information Administration. Mode of access:. Date of access: 01.05.2010.
• 27. Khodzhaev, A. The Central Asian Policy of the People’s Republic of China / A. Khodzhaev // The China and Eurasia Forum Quaterly. 2009. V. 7. N 1. P. 9—28.
• 28. Peyrouse, S. Central Asia’s growing partnership with China / S. Peyrouse [Electronic resource] // EUCAM: EU—Central Asia Monitoring. Working Paper N 4. 2009. October. Mode of access:. Date of access: 22.05.2010.