Городецький Сергій Митрофанович: життя та творчість

Городецкий Сергей Митрофанович.

В 1906—1907 годах опубликовал книги стихов «Ярь», «Перун», «Дикая воля» — это были символистские произведения с фольклорным уклоном. На сборник «Ярь» откликнулись В. Я. Брюсов, Вяч. Иванов, А. Блок. Привлекали чувства свежести, жизнерадостности, веявшие со страниц книги молодого поэта, его умение выразить в слове переживания души, близкой к природным стихиям.

Жажда «большой, здоровой поэзии» и «искание мировой гармонии», с ранних лет вдохновлявшие Городецкого и бросавшие его из одной крайности в другую (от «мистического анархизма» к «реалистическому символизму» и акмеизму), приводят его к своеобразно трактуемой «русской идее», к поискам объединяющего начала в христианской религии и ее носителях — нищих, калеках («Русь», 1910). Однако «религиозные искания» Городецкого не встретили поддержки у его ближайшего окружения, и безжалостный приговор Вяч. Иванова, вынесенный сборнику «Русь», положил конец отношениям Городецкого и вождя петербургских символистов.

В 1911 Городецкий стал одним из организаторов «Цеха поэтов». 20 октября 1911 г. на квартире Городецкого состоялось организационное заседание «Цеха поэтов», на котором он вместе с Н. С. Гумилевым был избран «синдиком» «Цеха». Так начался новый этап его литературной деятельности — акмеистический. Городецкий становится одним из идейных вдохновителей новой поэтической школы. Выступая как критик, он энергично поддерживает собратьев по «Цеху поэтов» (А.А. Ахматову, О. Э. Мандельштама и других) и сам получает поддержку со стороны «мэтра» — Гумилева.

Вышедший в 1914 г. сборник «Цветущий посох», объединивший стихи 1912 г., был представлен автором как программно-акмеистский. Это было подчеркнуто и в предваряющем сборник «Посвящении», и в продуманной архитектонике сборника, построенного как своеобразный дневник, и в выборе стихотворной формы — восьмистиший, дающих, по мнению Гумилева, «возможность запечатлеть самые мимолетные мысли и ощущения». «Деятельное любование миром» в его «прекрасной сложности» и при этом ясность и четкость поэтической мысли — вот цель, которую ставил перед собой поэт на путях акмеистического совершенствования. С 1921 жил в Москве, много публиковался, переводил поэзию народов СССР. До 1924 работал в Театре Революции, затем до 1932 — в литературном отделе газеты «Известия». В Москве Сергей Городецкий не оставлял попыток возрождения «нового» акмеизма. В 1925 г. вышел подготовленный им сборник «Стык» — орган московского «Цеха поэтов». Поиски поэтического языка, эквивалентного переживаниям революции, объединили в сборнике таких разных поэтов, как П. Г. Антокольский и М. А. Зенкевич, В. М. Инбер и И. Л. Сельвинский, Г. А. Шенгели и А. В. Ширяевец. В 1920;е годы Городецкий издал сборники своих стихов «Серп» (1921), «Миролом» (1923), «Из тьмы к свету» (1926), «Грань» (1929).

В 1930;е гг. много работал над оперными либретто — это был хороший и сравнительно безопасный способ литературного заработка. Написал новый текст («немонархический») оперы М. Глинки «Жизнь за царя», получившей название «Иван Сусанин». Во время Отечественной войны был в эвакуации в Узбекистане и Таджикистане, переводил местных поэтов.

В 1958 г. опубликовал автобиографический очерк «Мой путь». В 1960;е пишет стихи, посвященные подвигу космонавтов. В последние годы жизни преподавал в Литературном институте им. М. Горького, работая с заочниками. Последние стихи — «Горячее время», «Видна дорога».

Умер Сергей Городецкий 7 июня 1967 в Обнинске.

Стихи Городецкого.

городецкий акмеизм мифология революция Змеюка Чешуя моя зеленая, Весной-красной рощеная.

Чешую ту я чешу, Лесом-лешанькой трушу.

На березке, на дубочке Не листочки, А чешуйки.

Голова моя седая, Под сединкой голубая.

Я кажинную весну Глажу, прячу седину.

Ни на небе облачка, Ни седого волоска У змеюки.

Как на речке на Тетере Разгуляньице теперя.

Через реку пыльный мост ан не мост — змеюкин хвост.

Я сидела, не хотела, К петухам домой поспела, Под тулупом-кожухом, Руку за руку с цветком.

Череда Вот и пятый день подходит, И пройдет, уйдет, как все.

Видно, поровну отводит Время горю и красе.

Красоты я знал немало И все больше ждал да ждал.

Горя будто не бывало -;

Только слух о нем слыхал.

Вот и выпало на долю Выпить горькое вино, Посмотреть на синю волю Сквозь железное окно.

И смотрю: она всё та же.

Да уж я-то не такой!

Но меня ли силе вражьей Надо сжать своей рукой?

Пусть одни уста остынут, Эти очи отцветут, А вот те повязки скинут, А вот эти оживут.

Камень сверху оторвался -;

Убыль верху, прибыль там, Где раскат его раздался По долинам и горам.

Сизый облак наклонился, Сила вылилась дождем -;

Свод пустынный прояснился, А хлеба поют: взойдем!

Так и всё на этом свете, И на всяком свете так:

Иссякают силы эти -;

Восхожденью новых — знак.

Мы же, маленькие звенья, Сохраняем череду:

«Ты прошел, сосед?» — «Прощенье!» -;

«Ты идешь, сосед?» — «Иду!».