Културоспецифічність безособових речень у сучасній російській літературній мові

Комплексная цель модуля № 3.

Дать учащимся представление об этносемантике как науке и рассмотреть безличные конструкции с этносемантических позиций. Обозначить полемику о культуроспецифичности безличных предложений в русском языке, представить данные конструкции в контексте особенностей национальной ментальности. Произвести лингвокультурологический анализ безличных конструкций на материале художественной прозы ХХ века, доказать факт активного функционирования и развития безличных предложений на протяжении всех этапов динамики синтаксиса ХХ столетия, вписанность безличных предложений в процессы действия общекультурных парадигм эпохи, русской языковой картины мира.

Компетентностная характеристика Изучение данного модуля предполагает получение и развитие у учащихся следующих знаний, умений и навыков:

• — научиться анализировать сложный теоретический материал и развивать умение лаконично, тезисно представить полученные сведения по проблеме;
• — на основе теоретической базы развить навыки практического анализа единиц, входящих в категориальный аппарат исследуемого круга явлений, в частности, производить лингвокультурологический анализ конструкций;
• — развить умение систематизировать полученные знания и применять их в дальнейшей работе не только по данной проблеме, но и при обращении к другим разделам грамматики русского языка и лингвокультурологии.

Содержание На сегодняшний день вопрос об этносемантической коннотации безличных предложений остается одним из актуальных и активно обсуждаемых. Безличное предложение как структура, постоянно расширяющая свои синтаксические и семантические возможности, представляется не только объектом науки о синтаксисе, но и выступает в качестве объекта в этносемантических исследованиях.

Этносемантические исследования дают социологам, политологам и культурологам объективные основания для выводов о менталитете народа, о передающихся из поколения в поколение вместе с языком его представлениях об общественных институтах, моральных нормах и ценностях, духовных потребностях, является ключом к истории, политике, этносоциологии, этнофилософии и даже этнопсихологии.

Этносемантика, возникнув в XIX веке в трудах Вильгельма фон Гумбольдта и получив широкое развитие в XX веке, обратилась к тщательному изучению языка как духовного выразителя индивидуальности нации. Гумбольдт исследовал «живость языкового сознания, которая превращает язык в зеркало мира», заявляя тем самым, что именно язык создает картину мира, свойственную тому или иному народу, именно посредством языка формируются представления о добре и зле, о нормах и ценностях, но у каждого народа эти представления будут различны: «Тем самым актом, посредством которого человек из себя создает язык, человек отдает себя в его властвование: каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, из пределов которого можно выйти только в том случае, если вступаешь в другой круг… Духовное своеобразие и строение языка народа пребывают в столь тесном слиянии друг с другом, что коль скоро существует одно, то из этого обязательно должно вытекать другое. В самом деле, умственная деятельность и язык допускают и вызывают к жизни только такие формы, которые удовлетворяют их запросы. Язык есть как бы внешнее проявление духа народов: язык народа есть его дух, и дух народа есть его язык, и трудно представить себе что-либо более тождественное… Среди всех проявлений, посредством которых познается дух и характер народа, только язык и способен выразить самые своеобразные и тончайшие черты народного духа и характера и проникнуть в их сокровенные тайны» .

Эдвард Сепир полагал, что наиболее чувствительным показателем разнообразных картин мира является лексика, культуроспецифичная для той или иной нации, однако, исследования последних лет доказывают, что лексический пласт языка отнюдь не единственный показатель своеобразия языковой картины мира того или иного народа.

Лингвистические исследования Анны Вежбицкой представляются наиболее интересными в аспекте этносемантического и лингвокультурологического анализа русского языка. В работе «Русский язык» излагается одна из фундаментальных идей, формирующих семантический универсум русского языка — неагентивность. Вежбицкая пишет о безличных предложениях, выражающих непричастность человека к ходу событий, представляющих предположение, что мир, в конечном счете, являет собой сущность непознаваемую и полную загадок, а истинные причины событий неясны и непостижимы.

Думается, именно эти конструкции являются культуроспецифичными для русского языка, что проявляется, по Вежбицкой, в колоссальной (и все возрастающей) роли, которую играют в этом языке безличные предложения разных типов" и в разработанности понятия «безличное предложение» в русском языке (по сравнению с другими языками, например, романскими и германскими, для которых более характерна субъектно-предикатная схема. Ср.: It rains — Дождит, It is cold — Холодно, I’m sick — Меня тошнит и др.).

Вежбицкая отмечает, что «неуклонный рост и распространение в русском языке безличных конструкций отвечает особой ориентации русского семантического универсума и, в конечном счете, русской культуры» .

Безусловно, пути и направления анализа, предлагаемые А. Вежбицкой, принципиально отличаются от традиционных подходов к проблеме семантики безличных предложений, представленных синтаксистами. Данные конструкции нельзя рассматривать в отрыве от картины мира, присущей русскому народу, поэтому безличные предложения анализируются в контексте русской этнической психологии и культуры.

Лингвист З. К. Тарланов, опирающийся на традиционную синтаксическую систему, подвергает критике суждения А. Вежбицкой. «В языке отражается все, — пишет он, — в том числе и то, что абсолютно не зависит от воли человека и существует вне компетенции человеческих возможностей». Разнообразие и богатство безличных конструкций он объясняет «тенденцией к объективированию», которая выражается движением от субъективности к объективности, что совершается естественным языком в процессе накопления познавательного опыта.

Таким образом, по мнению Тарланова, никакие непознанные и загадочные сущности в основе безличных предложений не лежат, более того, этим никак нельзя характеризовать менталитет русской нации. Однако возможно доказать обратное.

Все же данные конструкции рассматриваются некоторыми лингвистами как пережитки прошлого. Е.М. Галкина-Федорук пишет: «Есть в русском языке очень небольшая группа безличных глаголов, выражающих действия какой-то мифической силы, связанной с устаревшим понятием рока, судьбы». Далее она замечает, что глаголы эти образуют конструкции, которые «выражают непредвиденную случайность или какое-то явление, как будто не обусловленное причиной и в силу этого необъяснимое и таинственное… эти предложения в современном языке малоупотребительны, непродуктивны. Они — пережиток прошлого» .

Однако гораздо раньше А. М. Пешковский отмечает, что «безличные предложения отнюдь не есть остатки чего-то убывающего в языке, а, наоборот, нечто все более растущее и развивающееся. Можно прямо сказать, что история новых языков есть история вытеснения личного предложения безличным. И это стоит отметить в связи с вытеснением имени глаголом. Деятельность берёт верх над деятелем» .

А. Вежбицкая утверждает, что предложения такого типа распространены и вовсе не являются пережитками в речи. «Современные грамматисты, — отмечает она, — часто высказывали смущение при встрече с этим не совместимым с официальным «научным взглядом на мир» свойством русского языка, относя его к реликтам прошлого.

Так, В. В. Виноградов, говоря о некоторых интересующих нас конструкциях, утверждал, что «языковая техника использовала здесь как материал отжившую идеологию». Но «языковые конструкции, о которых шла речь, — продолжает Вежбицкая, — показывают, что „отжившая идеология“ не только не проявляет признаков утраты продуктивности, но, напротив, продолжает развиваться, захватывая все новые и новые области и вытесняя из многих районов тех своих конкурентов, которые не предполагают, что природа событий может быть непознаваема» .

Сталкивая различные точки зрения на проблему безличных предложений в контексте этносемантических исследований, предположим, что исследуемые синтаксические единицы все же воссоздают представления человека о мире и месте человека в нем. Язык как «зеркало мира» и «дух народа» отражает все происходящие процессы, в том числе и те, которые человек не может в силу каких-то непостижимых причин осмыслить и понять. Таким образом, безличные конструкции служат фиксаторами моделей, которые отразились в национальном сознании и соответствуют реальным положениям дел. «Занимая в ситуации центральную позицию, человек вместе с тем над ней не властен. Он подчинен некоторой — внешней или внутренней — силе» .

Причем, речь не идет о фатальном восприятии мира или иррациональности бытия в целом, можно говорить о том, что человек вовлечен в определенную форму жизни и действует сообразно ее законам. Естественно, он будет подвергаться негативным или позитивным воздействиям, находить внешние причины воздействия, не пытаясь проникнуть в суть проблемы при помощи рационального подхода, но в этом и заключается сущность наклонностей русского народа, в которых отразилось не аполлоническое, а дионисийское начало, более стихийное и иррациональное. Уместно привести слова русского философа Н. А. Бердяева: «У русского народа была огромная сила стихии и сравнительная слабость формы. Русский народ не был народом культуры по преимуществу, как народы Западной Европы, он был более народом откровений и вдохновений, он не знал меры и легко впадал в крайности». Этим и объясняется повышенный интерес к непознанному, крайний фатализм и стремление перенести ответственность за свои действия, состояния на стихийный элемент, в основе которого лежит загадочная сущность.

Если учитывать то, что определенные синтаксические конструкции (в нашем случае — безличные предложения) рассматриваются с точки зрения того, как они формируют модель мира, свойственную данной лингвокультуре, отметим следующую особенность. Экстралингвистические факторы развития языка, в частности, синтаксиса ХХ века, не являются только социальными.

Фердинанд де Соссюр выделяет составляющие «внешней лингвистики», куда входят история (языка, нации, политическая), культура, география, тесно соприкасающиеся с языком, особо стоит отметить тот факт, «который властно господствует над нашим историческим движением, который красной нитью проходит чрез всю нашу историю, который содержит в себе всю ее философию, который проявляется во все эпохи нашей общественной жизни и определяет их характер… это — факт географический» .

Действительно, в языковых изменениях иногда задействованы те сферы, которые мы бы никогда напрямую не связали бы с языком. Одна из главных причин изменений кроется в противостоянии Восток-Запад и месте России в контексте этих противоречий. Несколько столетий историки и культурологи, этнологи и языковеды пытаются решить вопрос, какое влияние преобладает: восточное или западное? По какому пути должна идти Россия?

" Восток и Запад не только географическое деление, здесь два принципа, соответствующие двум динамическим силам природы: сосредоточиваясь, углубляясь, замыкаясь в самом себе, созидался человеческий ум на Востоке; раскидываясь вовне, излучаясь во все стороны, борясь со всеми препятствиями, развивается он на Западе". По Чаадаеву, Россия никогда не принадлежала ни к Западу, ни к Востоку, соответственно, у нас не т традиций ни того, ни другого.

Другое философское течение, евразийского толка, считает, что русский народ сочетает в себе духовные основы Востока (воображения) и Запада (разума), однако Россия — страна не столько европейская, сколько евразийская. Л. Н. Гумилев предлагал именовать Евразию «Азиопой», главное — отделение от романо-германского мира в целом («Исход к Востоку»). Вячеслав Иванов, к примеру, писал о русском уме:

…он здраво мыслит на земле, В мистической купаясь мгле…

Можно предположить, что восточное влияние проявляется в обилии пациентивных конструкций, «представляющих предположение, что мир, в конечном счете, являет собой сущность непознаваемую и полную загадок, а истинные события неясны и непостижимы». Безусловно, речь не идет о том, что всему русскому народу приписывается «фатализм Востока», антирационализм, противопоставленный «активизму» рационального Запада, и все это проявляется в семантике безличных конструкций. Восточное влияние можно рассматривать как одно из проявлений национального менталитета, преобладающее в определенный период развития нации, когда, действительно, верх берет пациентивная, а не агентивная ориентация говорящего в реальности.

А.Н. Гвоздев отмечал, что безличные предложения, «по сравнению с личными, обозначают состояния, которые навязываются со стороны, помимо его воли и желания; такие состояния характеризуются неосознанностью, непроизвольностью, безотчетностью» .

А.М. Пешковский, рассуждая о природе безличных предложений, указывает, что развитие и широкое распространение данных конструкций обусловлено следующей позицией: «деятельность берет верх над деятелем». Остается разобраться: чья деятельность, если субъект выступает как пассивный экспериенцер?

Следует говорить о «некоторой силе, локализуемой вне или внутри человека, она остается за кадром и представлена нулём». Безличная форма глагола и датив имени в предложениях, где идет речь о человеческих чувствах, ментальных или физических актах, тоже выражают отсутствие контроля. Субъект, на первый взгляд, четко вычленяемый их текстуального контекста в таких конструкциях, как Мне не спится, Ему не читается, Ей кажется и др., на самом деле является псевдосубъектом, так как его действие обусловлено влиянием каких-то обстоятельств, которые не подлежат объяснению, вследствие чего он не может выступать как агенс, активный деятель, распоряжающийся сам своей судьбой. Иррациональное вторжение каких-то непостижимых сил, которые человек не в состоянии объяснить, влияет, по его мотивации, на результаты действий, носящих зачастую негативный характер. Опять-таки данная ситуация трактуется с точки зрения культурной образованности, особенностей психологии человека, менталитета русской нации в целом.

Интересно замечание А. Вежбицкой: «Характерное для Запада подчёркивание в человеке разумного начала обычно связывают с особым вниманием, которое Запад всегда уделял свободной воле и активной деятельности отдельного индивида. В то же время недоверие русских к логическому мышлению, человеческому знанию и „тирании разума“ сопряжено, видимо, с тем значением, которое Восток придаёт ограничениям человеческой воли и власти» .

В этом контексте уместно вспомнить слова В. Соловьёва, противопоставлявшего Запад, в котором он видел источник «силы и независимости», Востоку — цитадели «подчинённости и покорности» .

Итак, философ отмечал: «Проявив силу человеческого нала в свободном искусстве, Греция создала и свободную философию. Содержание главных философских идей здесь не ново: эти идеи были знакомы и Востоку. Но замысел — исследовать своим разумом начала всех вещей ради чисто теоретического интереса, и та форма свободного философствования, которую мы находим в диалогах Платона и сочинениях Аристотеля — это было новым, прямым выражением самодеятельности человеческого ума, какой на Востоке ни до, ни после никогда не являлось. Та сверхчеловеческая сила, которой подчинялось восточное человечество, принимала многоразличные формы. Восточный человек верил в бытие этой силы и подчинялся ей, но что это за сила — это было тайной и великим вопросом» .

Мы отмечаем наличие этой «сверхчеловеческой силы», принимающей «многоразличные формы», так как часто именно она является основным источником действия в безличных предложениях. И именно эти предложения, специфичные для русского языка и русской лингвокультуры вообще, являются «проводниками» по пространству языковой картины мира, присущей нашему народу, наполненной событиями и явлениями, которые мы подчас не в силах не то что контролировать, но даже объяснить. Если английский язык обычно представляет все жизненные события, происходящие с нами, так, как будто мы всецело управляем ими, как будто все наши надежды и ожидания находятся под нашим контролем, даже ограничения и вынужденные действия представлены в нём именно с такой точки зрения, то в русском языке всё с точностью до наоборот. Конечно, неагентивные конструкции не вытеснили агентивные, они сосуществуют в языке, однако, мы всё чаще наблюдаем высокую степень активности неагентивных предложений как ярко и интересно отражающих явления и процессы, происходящие в современном русском литературном языке сегодня.

Можно выделять несколько этапов развития синтаксиса ХХ века, в частности, начало века, когда II парадигма находит свое воплощение в синтаксических новациях модернистской художественной прозы; период 30-х-50-х годов, в который господствующим является классический, иерархический синтаксис I парадигмы; третий этап датируется 60-ми — 80-ми годами ХХ столетия, когда синтаксис художественной прозы обращается к принципам II парадигмы культуры; четвертый этап развития синтаксиса разграничивает воздействие постмодернизма как художественной парадигмы, проявляющееся в новых явлениях в языке постмодернистской литературы, и влияние постмодернизма как типа культуры, обнаруживающее себя в различных сферах бытования языка. Этот этап датируется 80-ми — 90-ми годами ХХ века.

Безличные предложения функционируют на протяжении всех этапов развития синтаксиса русского языка ХХ века, однако они наиболее активны в период преобладания влияния II парадигмы, что неудивительно, если исходить из самой природы безличных предложений. В течение второго этапа, во время которого устанавливается «диктатура» норм и законов классического синтаксиса, отмечено малое количество инновационных безличных конструкций и менее активное их употребление в художественной прозе. Поэтому интересно рассмотреть именно те произведения, которые выходят за рамки границ действия I парадигмы, в которую как нельзя кстати вписывается соцреализм середины века.

Хронологически (формально относящимися к данному периоду развития языка, но с точки зрения языкового своеобразия на него не повялившими) примерами художественного текста указанного периода можно отнести произведения Б. Л. Пастернака, М. А. Булгакова. Нужно отметить, что и творчество Пастернака, и творчество Булгакова стоит на периферийных позициях традиции и новаторства, поэтому, думается, интересно проанализировать конструкции в романах этих авторов, написанных во время действия I парадигмы, но никогда к ней не относившиеся. Может быть, отчасти поэтому Б. Пастернак и М. Булгаков, «не попав в струю» в середине века, стали знаковыми фигурами середины 60-х и последующих десятилетий, а их произведения и сегодня пользуются спросом читательской аудитории всех возрастов.

На остальных этапах развития отмечается широкое употребление безличных предложений, особенно в период начала века и на протяжении 60-х-80-х годов ХХ века. Объясняется это тем фактом, что именно с модернизмом в начале века в язык художественной литературы приходит II общекультурная парадигма, действие которой надо видеть в разнообразии языковых явлений, не свойственных классическим канонам предыдущей парадигмы, — данный период в работе представлен творчеством В. Маяковского и А. Белого.

Далее скажем, что 60-е-80-е годы отмечены развитием явлений II парадигмы, хотя в литературе можно встретить тексты, опирающиеся на принципы иерархического синтаксиса. Но постепенно и авторы традиционной ориентации (приверженцы соцреализма, писатели-деревенщики) отходят от классических канонов. В текстах И. Васильева и А. Яшина, писателей традиционного толка, встретилось очень много безличных конструкций, причем, среди них немало инноваций, что подтверждает включенность творчества этих писателей в процессы II парадигмы, для которой, как мы отмечали, свойственны синтаксические «эксперименты». Таким образом, несомненна связь и преемственность синтаксиса 60-х-80-х с первым этапом развития синтаксиса ХХ века.

Допустим, первая ступень развития и функционирования безличных предложений находит своё воплощение в контексте II парадигмы, которая проявляется в синтаксических новациях модернистской художественной прозы начала ХХ века и в которой прослеживается взаимосвязь между принципами модернизма и синтаксическими новациями, образующими, в целом, новый, актуализирующий синтаксический тип прозы. Мы же проследим активное употребление безличных предложений в творчестве В. Маяковского и А. Белого, интересных нам с точки зрения новаторства, словотворчества и субъективизации прозы. Рассмотрим тексты вышеупомянутых авторов и безличные предложения в них, анализируя последние в этносемантическом и лингвокультурологическом аспектах.

Проза В. Маяковского менее эпатажна, нежели поэзия. Однако в ней несложно проследить определенную тенденцию: автор нередко использует пациентивные конструкции, чтобы указать на неконтролируемость, необъяснимость, стихийность событий, чувств, мыслей.

• 1) Мечталось — это Россия. Тянуло туда невероятнейше
• 2) Думалось — стихов писать не могу

Без сомнения, мы можем говорить том, что в данных конструкциях субъект не вербализован, но он подразумевается. Субъект, вернее, псевдосубъект, не представлен как агенс, потому что он не может контролировать свои чувства по отношению к данности, некая невидимая сила вызывает определенные эмоции, и он ощущает их стихийно, непроизвольно, бессознательно.

3) Перевал. Ночь. Обстигло туманом. Даже отца не видно Лексема — обстигло — является инновацией. Ее использование автором акцентирует тот факт, что не сам по себе туман выступает как агенс, объект, а иная природная стихия управляет туманом. Может быть замечено также метафорическое употребление конструкции. Оно характеризует состояние природы и человека в данный момент, в то же время может быть обращено к сознанию, которое, вследствие каких-то непостижимых причин, «затуманено». Усиливается элемент стихийности.

4) Гучковеет. Старое офицерье по-старому расхаживает в Думе Словоформа — гучковеет — является авторской инновацией, образованной от имени собственного (Гучков) по аналогии с формой глагола, обозначающего явления природы (темнеет и др.). Данная конструкция ярко и емко отражает политическую обстановку в стране в то время: влияние конкретной исторической личности настолько велико, что можно охарактеризовать ситуацию, прибегнув к этой лексеме.

5) Я нарочно не останавливаюсь на ценных и интересных мыслях книги — о них раструблено достаточно Лексема — раструблено — в предложении выступает в качестве оценки книги безличной массой. Важно употребление именно пациентивной конструкции, потому что автор стремится показать огромное количество высказываний при низком их качестве. Семантически образование от глагола — раструбить — наиболее верно в данном контексте (по сравнению с лексемами — известно, сказано, написано и др.), автор иронически гиперболизирует масштаб откликов на книгу, чтобы показать несущественность последних.

В прозаических произведениях Маяковского представлен еще один тип безличной конструкции, где в качестве предиката выступает слово категории состояния.

6) Не знаю, какие счеты у товарища поморского с нью-йоркскими вокзалами, не знаю и технических деталей, удобства и пропускных способностей, но внешне — пейзажно…

Склонный к неологизмам автор вводит инновацию — пейзажно — как синтез, которым можно охарактеризовать представленное явление. Подчеркивается внешняя сторона — пейзажно, значит, ярко, красочно, многообразно, то есть автор ставит целью обрисовать явление, дать ему оценку с помощью одного слова, удачно подобранного. Перед нами — стихийная наглядность.

7) Пыльно, безлисто Отмечая инновационный характер словоформы — безлисто -, заметим, что автор использует данную форму, чтобы акцентировать внимание читателя на абсолютном отсутствии листьев по непонятным причинам, которые ему неизвестны. Он подчеркивает стихийность ситуации именно безличной конструкцией, обуславливая тем самым влияние некой силы, вызвавшей природный парадокс.

8) Вышло ходульно и ревплаксиво Безусловно, данные безличные инновации носят окказиональный характер. Автор стремится усилить негативный эффект восприятия явлений действительности. Особенно интересна лексема — ревплаксиво -, соединяющая в себе две корневые морфемы (отреветьиплаксивый-), что подчеркивает предельно ироническое отношение автора к сентиментальности оцениваемого текста. Словоформа — ходульно — используется как показатель неестественности (будто на ходулях), клишированности и стандартности мышления. Обратившись к контексту, можно заметить, что именно эта конструкция является ключевой, выражает оценку собственного творчества и отношение к устоявшимся нормам и канонам литературы данного периода.

Таким образом, известная всем склонность Маяковского к неологизмам неслучайно проявилась в создании ряда новых безличных глаголов и слов категории состояния, являющихся главным членом в безличной конструкции. В этих инновациях — поиск наиболее точного выражения мыслей о безотчетности действий и чувств, их неконтролируемости, перенесение причин с деятеля на какие-то непознаваемые силы, акцент на беспричинно, помимо воли и логики возникающих состояниях. Новые лексемы новатора Маяковского выражают то же грамматическое значение, что и традиционные безличные глаголы и предикативные наречия.

Наряду с новообразованиями, в прозе Маяковского можно встретить безличные конструкции традиционного характера.

• 9) По-моему, началось со следующего: при панике (может, разгоне) в демонстрацию памяти Баумана мне (упавшему) попало большущим барабанищем по голове
• 10) Удивило: подражателей лелеют — самостоятельных гонят
• 11) Скоро выяснилось, что Горький рыдает на каждом поэтическом жилете
• 12) Даже мне приходилось все время вводить публичные разговоры в художественное русло…
• 13) Об этом всегда много писалось и говорилось и др.

Использование данных структур объясняется не столько особенностями авторского стиля, сколько тенденцией широкого распространения безличных предложений в русском языке, что, в свою очередь, «отвечает особой ориентации русского семантического универсума и, в конечном счете, русской культуры». В том, что возникает потребность, используя конструкции традиционного характера, пополнять лексический словарь новыми образованиями, в частности, безличными глаголами и словами категории состояния, нет никакой алогичности и отступления от языковой нормы. Напротив, «разнообразие безличных конструкций в русском языке показывает, что язык отражает и всячески поощряет преобладание в русской культурной традиции тенденцию к пониманию мира как непознаваемого и загадочного» .

Еще один яркий прозаик первой трети ХХ столетия — А. Белый, творящий в рамках символистского течения. «Взаимоотношениям сознания и стихии посвящены романы А. Белого «Серебряный голубь» и «Петербург». Сам А. Белый писал: «В «Серебряном голубе» сознание героев, так сказать, без смысла и толку бросается в стихийность; здесь (в «Петербурге») сознание отрывается от стихийности. Вывод — печальный: в том и другом случае. В третьей части трилогии формула будет такова: сознание, органически соединившееся от стихиями и не утратившее в стихиях себя, есть жизнь подлинная», и немного ранее: «…кто сознательно не вживется в мир стихийности, того сознание разорвется в стихийном, почему-либо выступившем из берегов сознательности». Действительно, знакомясь с творчеством Белого, мы отметим существование на грани сознательного и бессознательного, сознания и стихии. Остановимся на романе «Петербург» .

1) Рукой помахало в тумане: «Извозчик!» .

Безличная форма глагола — помахать — в сочетании с творительным падежом лексемы — рука — подтверждает наличие субъекта, в данной ситуации невербализованного (кто-то помахал рукой), но его опознание затруднено. Причем, обстоятельственный элемент — в тумане — дает возможность обрисовать действие как мнимое, кажущееся и не вполне реальное.

2) До слуха долетело: «Цыпленок!» .

Безличная конструкция, идентичная предыдущей, тоже представляет ситуацию, где субъект не вербализован, но мыслится, так как прямая речь предполагает существование лица, которое произнесло данную фразу. Пациентивное предложение носит псевдосубъектный характер, потому что задача автора — изобразить не самого субъекта, определяя личность говорящего, а факт его действительности, причем посредством не его действий, а некой стихийной силы, при помощи которой другой субъект получает информацию.

3) А какие были рои себя мысливших мыслей; и мыслил не он, но… себя мысли мыслили…: мыслилось, рисовалось, вставало; и прыгало в сердце, сверлило в мозгу Использование автором данных лексем обусловлено замыслом представить стихийную силу вне говорящего. Бессознательное проявляется даже за пределами мыслительной деятельности героя. Мысли себя мыслят, но также присутствует нечто, чья деятельность проходит на всех уровнях: от внешнего (- рисовалось, вставало -) к внутреннему (- мыслилось, сверлило в мозгу, прыгало в сердце -), однако все эти акты осмысливаются как проявление бессознательного в недрах человеческого сознания.

4) Шарахнулось в мозгу Образование от глагола — шарахнуть — окрашивается дополнительным смыслом, помимо традиционного значения этой лексемы, а именно: мысли шарахаются друг от друга, как реальные данности, но так как они не указаны (мысли, чувства и др.), можно усматривать присутствие того бессознательного, что проявляется стихийно. Субъект не может контролировать все, что происходит в его сознании и душе, потому что существование самого субъекта иногда под вопросом.

5) У! Как сыро! Как мозгло!

Авторская инновация — мозгло — предположительно образована отсечением морфемы — про — от безличного глагола — промозгло —. Данная лексема, как кажется, носит двойственный характер: характеризует состояние природы и состояние человека (если отталкиваться от семантики лексемы — мозг -).

Ярко иллюстрирует положение о балансировании на грани сознательного и бессознательного следующий диалог:

• 6) Пересекая столбы разговоров, ловил их отрывки, и составлялись предложения.
• — «Знаете?» — пронеслось где-то справа, погасло. И — вынырнуло.
• — «Собираются…»
• — «Бросить…»

Шушукало сзади.

— «В кого?» .

И вот темная пара сказала:

— «Абл…» .

Прошла.

— «В Аблеухова?!» .

Пара закончила где-то вдали В этом диалоге мы не можем выявить грамматически почти ни одного субъекта, однако, лексема — пара — указывает на то, что разговор имел место быть. Безличные глаголы были выбраны автором не столько для того, чтобы скрыть личность говорящих, сколько для того, чтобы показать неконтролируемость ситуации, стихийность ее возникновения и ее мистическую сущность. Грамматические субъекты или скрыты в безличных или неполных бесподлежащных предложениях, или они вербализованы с нарочито неопределенной семантикой. Лексема — пара — подчеркивается умышленно подчеркивается определением — темная -, в котором скрыт игровой момент: темная по цвету и темная по смыслу. Это дает нам право предположить, что в отрывке представлены действия псевдосубъектов («темная пара») в псевдореальности («где-то справа», «сзади», «где-то вдали»).

Итак, анализ безличных конструкций в романе показывает, что их семантика существенно отличается от нормативной, устоявшейся в языке семантики безличных бессубъектных предложений, где лицо, как известно, не мыслится, где абсурден вопрос о деятеле или носителе признака. Субъект мыслится как данность — реальная или псевдореальная, что позволяет рассматривать его внутри суждения как элемент высказывания, независимо от того, вербализован он (в форме косв. падежа, например) или нет (но подразумевается, мыслится, устанавливается из смыслового контекста). У А. Белого предложения такого рода, где речь идет о действиях, мыслях, чувствах человека, иллюстрируют сосредоточенность на проблеме стихии и стихийности. Мир не может быть познаваем, он изначально иррационален.

Трилогия А. Белого «Москва» — почти не изученное произведение: и в литературоведческом, и в лингвистическом аспектах. Вопрос о жанровой принадлежности трилогии — спорный, потому что «Москва», состоящая из романов «Московский чудак», «Москва под ударом» и «Маски», не укладывается в привычные рамки. Сам Белый как теоретик замечал: «Моя проза — совсем не проза; она — поэма в стихах (анапест); она напечатана прозой лишь для экономии места… Я — поэт, поэмник, а не беллетрист…» Перед нами поэтическая проза, называемая чаще всего орнаментальной.

Языковой строй произведения не соответствует классическому типу прозы, который основан на «последовательном изложении мыслей». В синтаксическом плане можно говорить об «актуализирующем» типе синтаксиса, где авторская модальность превалирует над содержанием, коммуникативная организация не совпадает со структурной; где мы встречаем фрагментарность, разорванность, дисгармонию, актуализацию речи, а, следовательно: парцелляцию, вставки, неполноту предложений, неграмматическое обособление и обилие безличных предложений как следствие повышенной интимизации, иррациональности и противопоставления субъективного начала объективному.

Представляется, что безличное предложение в «субъективной эпопее» А. Белого выполняет, по меньшей мере, несколько функций, участвуя в создании индивидуального авторского жанра.

• 1. Как и в романе «Петербург», в трилогии «Москва» часть безличных предложений иллюстрирует сосредоточенность на проблеме стихии и стихийности. Можно говорить о природной стихии и стихии непознанного.
• 1) Тут заюжанило; все — разжиднело, стекло; сняли шубы: пролётки загрохали; вновь — подморозило; вечером же серо-розовый и кулакастый булыжник — поглядывал в окна и твёрдо, и сиверко
• 2) Здесь просИнилось — ртутными цветами; там — взрозовело, подпыхнуло — ярче, всё жарче…

Он ухватился за выжелчень уса, весьма недовольный её замечаньем; смолчал; но во рту ощутилась безвкусица: задребеденилось как-то; он сам понимал: ничего, ничего не создал, четверть века хвалясь, что схватил быка за рога…

• 3) Вот и завьюжило: пырснуло с завизгом
• 4) И — задождило пустым пустоплюем в лицо
• 5) Плевком, стёртым прохожими, пал из подъезда и быстро пустился бежать, волоча свою шубу в прохожих; да — подтепель; да, косохлёсты дождя: полуталый ледок, слюнотеки — какая-то каша, какая-то няша; размокропогодилось и распространилось лужами, заволдырились пузырики; да, — пережуи снегов
• 6) Вдруг дерева забессмыслились в шепотах: завертопрашило в окна
• 7) Когда небо — взадуй, здесь — сильней вертопрашило: и открывались везде сухоплясы; и дом здесь стоял, точно каменный дом
• 8) И — загрозарело; деревья склонились друг к другу бессмыслицей…
• 9) И — взмигнуло из-под занавески: лиловая молнья!
• 10) Первые дни октября; мукомолит, винтит; буераки обмётаны инеем; странно торчат в свинцовую серь
• 12) Там, где над тумбою заколовертило, синий околыш с бородкой, тороченной снегом, — по грудь отмелькал; николаевку ветер трепал напрохват; перебором трезвонили шпоры; и тяпнула, лёд оцарапавши, сабля
• 2. В некоторых конструкциях безличные предложения представляют ситуацию, где субъект не вербализован, но мыслится. Безличное предложение носит псевдосубъектный характер, потому что задача автора — изобразить не самого субъекта, определяя личность говорящего, а факт его действительности, причём посредством не его действий, а некой стихийной силы, при помощи которой идёт получение информации. В основном, конструкции с такой семантикой представлены в предложениях с прямой речью.
• 1) Думалось:

Все — то допытывается!

• 2) — Мы, — загремело из двери, — прямые углы: пара смежных равна двум прямым
• 3) Отконкретилось в нём, наконец:
  • — Кувердяев…
  • — Ну, так я и знала!
• 4) Ей подумалось: «Странно: зачем объясняться теперь, поздней ночью, когда можно было бы завтра». И стало неловко: чуть скрипнула дверь — от мадам Вулеву: и сказала она с передёргом:
  • — Меня лихорадит
• 5) А всё выходило:
  • — Мандро!
• 6) Поднял жёлто — алое глазьё: и лютою злобой резануло оттуда:
  • — Вот
• 7) Карлик ощерлся; в горле его, клокоча — засипело:
  • — Ссс…
• 8) Продребежжало весьма назидательно:
  • — Коли со свищиком ходите, — плюньте, что свищик, что прыщик: телесности; умственной жизнью живите, раздумывайте о прекрасных твореньях природы…
• 9) Гнусило:
  • — Свинья я!
• 10) И — юностно выговорило:
  • — Очищайтесь: отмойтесь
• 11) С веранды взмычало:
  • — Ммыы… ммыы!
• 12) Вдруг, хрусталея, крыло коромысла: и ближе, и ближе; и — бац: протрескочило около рта, сев на рот обнажившийся:
  • — Быы!..

Безусловно, помимо великолепной иллюстрации стихии непознанного, необъяснимого, иррационального, «Москва» А. Белого изобилует словотворчеством автора — многие конструкции не зафиксированы ни в одном из словарей, другие — «обновились» приставочно-суффиксальным способом, третьи — под традиционной лексемой скрывают «нетрадиционный» смысл, понятный только из эпопейного контекста.

• 3. Лексемы с семантикой безличности (глаголы, реже — предикативные наречия) выступают как элементы лингвистического эксперимента автора (на лексическом и словообразовательном уровнях) и представлены как неологизмы в контексте словотворчества Белого.
• 1) — Бутылочку мы раскрутили. Жизнь — размозгляило что-то
• 2) Здесь просИнилось — ртутными цветами; там — взрозовело, подпыхнуло — ярче, всё жарче…
• 3) …бессмыслилось, рожилось, перебегало дорогу; отбитые пальцы горели; душа изошла красноедами; щёки пылали; и ухали пульсы
• 4) Он ухватился за выжелчень уса, весьма недовольный её замечаньем; смолчал; но во рту ощутилась безвкусица: задребеденилось как-то; он сам понимал: ничего, ничего не создал, четверть века хвалясь, что схватил быка за рога…
• 5) Адвокат Перокловский пленил перспективами: слажено, сглажено, схвастано, спластано, намилюковено, — запротоколено при резолюции: мы — протестуем; и мы умоляем, — всеподданнейшие…
• 6) «Бой под Молодечно» — заглавие корреспонденции «Утра России», где — слажено, — сглажено, — схвастано, — спластано, — точно не бой, а цветочки; концовано — Константинополем: «Ликиардопуло» — подпись; и — точка
• 7) Там машина как тяпнет; бензинный дымок подлетел над забором: в окно Неперепрева; затараракало рывами; за Гартагаловым умерло
• 8) Тут и орнуло, с Мандро: из Мандро:
  • — А!
  • — Узнал!

Можно было бы ещё приводить примеры интересных конструкций с семантикой безличности, кажется, вся «Москва» только на них и построена.

Поэтому, думается, жанр «субъективной эпопеи» создаётся не только на содержательном, но и на языковом уровне. Одним из средств создания особого мира в трилогии «Москва» являются синтаксические конструкции, а именно безличные предложения и лексемы с безличной семантикой. Они выступают как показатели особого субъективного языка автора, которым творится текст (творчество как языкотворчество) — это и есть авторская «субъективизация» .

На первый взгляд, инновационные образования безличного характера можно было бы отнести к индивидуальному идиостилю писателей-новаторов, однако, анализ показывает, что безличные предложения представляют собой общую тенденцию в языке, которая опровергает мысль о том, что «если односоставные личные предложения в разной степени активны в разных жанрах, то безличные предложения одинаково мало употребительны во всех жанрах» .

Но литература начала ХХ вв. — это не только искания в творчестве представителей модернизма (символистов, футуристов и др.), это и «традиционная» проза реалистов, приверженцев «старой школы». Поэтому, говоря о языке (в частности, синтаксической организации) художественной прозы первой четверти ХХ века, было бы неправильным обратиться к В. Маяковскому и А. Белому и ограничиться только произведениями этих авторов. В начале XX века А. И. Куприн — один из наиболее читаемых русских писателей прежних времён. Обращение к повестям этого писателя и анализ безличных предложений в них — с одной стороны, попытка сравнить функционирование и роль интересующих нас конструкций в текстах модернизма и реализма, с другой стороны — желание посмотреть, насколько активны безличные конструкции в первом десятилетии ХХ века и определяют ли они специфику прозы, в частности, А Куприна.

Едва ли не наиболее «традиционный» писатель реалистического крыла русской литературы ХХ века, Куприн запечатлел психологию героя — правдолюбца, родственного персонажам Тургенева, Толстого, Чехова, Гаршина. Однако недостаточность традиционного подхода к действительности и традиционного героя оказались слишком явственны в новом литературном потоке ХХ века. Эпоха требовала от художника либо новаций, либо активных воздействий на жизнь. Но в начале века Куприну чужды веяния новой эпохи. Он увлечён мелодраматизмом, композиционными решениями типа «сюжета в сюжете» и пр. Никаких языковых излишеств в повестях «Суламифь» и «Гранатовый браслет» автор себе не позволяет, поэтому в этих произведениях мы сталкиваемся с классическим синтаксисом, так называемой «гладкой прозой» и ярко выраженным агентивным началом, которое практически не допускает «безличной» мысли. Однако и в этих произведениях есть место безличным предложениям. Какова же их роль в тексте?

Казалось бы, повесть «Суламифь» — не просто рассказанная заново библейская история о любви бедной девушки из виноградника и царя Соломона, Куприн замышлял её как историческую поэму или легенду. Содержание произведения не сводимо к сюжетной линии Соломон — Суламифь. Эпиграф повести «Положи мя, яко печать, на сердце твоем, яко печать, на мышце твоей: зане крепка, яко смерть, любовь, жестока, яко смерть, ревность: стрелы ее — стрелы огненные» — прямая цитата из «Песни Песней царя Соломона». В нем обозначен основной конфликт, указывающий, по крайней мере, на две сюжетные линии, разрешению которых посвящена поэма. Важна не символичность имён главных героев: Соломон — мирный и Суламифь — мир. Но, несмотря на символичность, пронизывающую художественное пространство произведения, его языковое поле представлено гладким, ровным и лишённым какой бы то ни было хаотичности, иррациональности, фрагментарности. Хотя в повести проходит красной нитью тема судьбы, «семантика судьбы», отражающая загадочность, непознаваемость, непостижимость, отодвинута на задний план, а на переднем — герои повести. Поэтому безличные предложения в повести (представляющие агенса, не контролирующего свои действия, подверженного действию некой стихийной силы) — явление редкое. В «Суламифи» найдено всего лишь около двух десятков конструкций с семантикой безличности, причём большую их мы встречаем в речи Суламифи. Стоит отметить, что безличные предложения, найденные в тексте, различаются по структуре и семантике. Представлены глагольные, инфинитивные и наречные конструкции, выражающие:

• а) интеллектуальное восприятие действительности (состояние природы и среды, психологически-эмоциональное состояние человека)
• 1) — Мне кажется, что я видела тебя однажды в день великого празднества, мне даже помнится — я бежала за своей колесницей
• 2) — От тебя трудно скрыться
• 3) — Мне стыдно говорить об этом
• 4) — Я теперь припоминаю всё, и мне кажется, что я стала принадлежать тебе с самого первого мгновения…
• 5) Мне кажется, тебя должны любить, о царь, и женщины, и мужчины, и звери, и даже цветы
• 6) — Мне стыдно становится, когда я подумаю о себе, простой, неучёной девушке, и о моём бедном теле, опалённом солнцем
• 7) Ей грезится, что милый лежит с ней рядом
• б) волю человека или его стремления, желания и несущие функцию воздействия на других людей — его модальное отношение
• 8) — Я знаю, что все они любили тебя, потому что тебя нельзя не любить
• 9) Нужно было продеть через этот алмаз шелковинку
• 10) Теперь, по уходе простых верующих и после небольшого отдыха, надлежало совершиться второй части великого тайнодействия
• в) состояние, возникающее в результате какой-то неизвестной причины
• 11) Не знаю почему, но с самого раннего детства влекло меня к колесницам знатных
• 12) Лицо его, изнурённое голодом, обветренное и обожжённое, было строго и бледно, глаза сурово опущены вниз, и нечеловеческим ужасом повеяло от него на толпу
• 13) Дальше говорил Соломон… как осуждён был Соломон на смерть и как чудом удалось ему бежать из темницы
• г) действия, связанные с понятием рока, судьбы
• 14) К утру Суламифи не стало

Итак, мы видим, что повесть А. Куприна «Суламифь» скудна на предмет безличных предложений, правда, и в таком довольно малом количестве они действенны: например, мы можем говорить об эмоциональном состоянии Суламифь (апеллируя к частым конструкциям типа «мне кажется», «мне было стыдно» и др.) в тот или иной промежуток времени, о неумолимости судьбы или же о некой непознанной силе, которая хоть и не столь явно проявляется, но всё же присутствует в идейно-художественном пространстве произведения.

В «Гранатовом браслете» автор использует тот же прием зеркального отражения. Здесь в «зеркалах» отражаются разные представления о любви вообще и о безответной любви Желткова (рассказ генерала Аносова, альбом шаржей и т. д.). Сюжет и здесь организован таким образом, что герои оказываются разлучены силой обстоятельств (она — замужняя женщина, он — мелкий служащий конторы, не имеющий никаких шансов на взаимность). Внешняя канва сюжета почти мелодраматична, но произведению сообщает действительно философскую полноту музыкальная тема: эпиграфом к «Гранатовому браслету» взято название сонаты Бетховена. В финале рассказа героиня слушает как раз эту вещь Бетховена, и её внутренний монолог о любви, её запоздалое признание звучит как стихотворение в прозе, вторит музыке, со всей силой показывая, как сбывается «пророчество» Г. С. Ж. (в нём есть что-то от акафиста).

В повести представлено небольшое количество конструкций с семантикой безличности, но можно говорить об их специфической роли в произведении.

• 1) … вздрагивали оконные рамы, хлопали двери, и дико завывало в печных трубах. Несколько рыбачьих баркасов заблудилось в море, а два и совсем не вернулись: только спустя неделю повыбрасывало трупы рыбаков в разных местах берега
• 2) Он-то, говорят, верно рассчитал, как раз между передними и задними колёсами: так бы его аккуратно пополам и перерезало
• 3) Прапорщик, как уцепился руками за рельсы, так ему обе кисти и оттяпало
• 4) Оставаться в городе ему было неудобно…

Перед нами типичный пример предложений, предикативным ядром которых является безличный глагол, представляющий действие познанной стихийной силы. Здесь нет агенса (правда, мы можем предположить, что в печных трубах завывал ветер), а пассивный экспериенцер представлен как пострадавший от действий стихии, игрушка в её руках.

• 5) Жалко, грустно и противно было глядеть сквозь мутную кисею дождя…
• 6) Ещё печальнее было видеть оставленные дачи…

В этих конструкциях представлено состояние экспериенцера, который может только наблюдать за происходящим. Что-либо сделать и изменить он в данный момент не в состоянии.

• 7) — У, как высоко! — произнесла она ослабевшим и вздрагивающим голосом. — Когда я гляжу с такой высоты, у меня всегда как-то сладко и противно щекочет в груди… и пальцы на ногах щемит… И всё-таки тянет, тянет…
• 8) На что уж мы легко глядели на эти домашние романы, но даже и нас коробило

Данный пример — безличные конструкции, выражающие действия внутренней импульсивной силы в организме человека. Но эта сила не названа, хотя она действует и причиняет те или иные физические ощущения. Агенс не может объяснить, что с ним происходит, но он чувствует определённые импульсы внутри, которые вызваны некой неизвестной силой. Неудивительно, что именно эту структурно-семантическую модель использует автор — эта группа безличных предложений, где мыслится проявление активной деятельности без деятеля, очень продуктивна в языке.

• 9) Хорошо выходило, что именины совпали с дачным временем. В городе пришлось бы тратиться на большой парадный обед…
• 10) Если ему во время обычной утренней прогулки приходилось встречаться со знакомыми, то прохожие за несколько кварталов слышали, как кричит комендант…
• 11) Случалось, что какой-нибудь заблудший подпоручик, присланный для долговременной отсидки из такого захолустья, где даже не имелось собственной гауптвахты, признавался, что он по безнадёжью, довольствуется из солдатского котла
• 12) Если случалось, что барышни выезжали куда-нибудь или служба задерживала самого генерала, то он искренно тосковал…
• 13) Сначала его приходилось учить и поправлять…
• 14) Ночь была так черна, что в первые минуты, пока ещё глаза не притерпелись после света к темноте, приходилось ощупью ногами отыскивать дорогу
• 15) Подумайте, что мне нужно было делать?

Вышеприведённые безличные конструкции иллюстрируют неволитивное состояние экспериенцера, который не может контролировать ситуацию, вследствие чего ему «приходится что-то делать» или же что-то «случается» .

• 16) Со скамейки не видно было берега…
• 17) Мне казалось — я повисла в воздухе и вот-вот полечу

В г. К. он и сблизился с семьёй Тугановских и такими тесными узами привязался к детям, что для него стало душевной потребностью видеть их каждый вечер

• 18) Николаю удалось доказать, что он товарищ прокурора…
• 19) Она была суеверна и подумала про себя: «Вот это нехорошо! Как мне раньше не пришло в голову посчитать?»
• 20) — Перестаньте! С вами нельзя говорить серьёзно, — расхохоталась она…
• 21) — Осень. Вот и мне уже пора собираться
• 22) Как всегда в этих случаях, было много выпито
• 23) Мне казалось, что я присутствую при громадном страдании…
• 24) В комнате пахло ладаном и горели три восковых свечи

Остальные конструкции не представляют особого интереса, так как выражены традиционными безличными формулами (глагольными, инфинитивными, наречными) и не являются инновациями, выражая либо интеллектуальное восприятие действительности (психологически-эмоциональное и физическое состояние человека), либо ситуацию, в которой пациенс не контролирует свои действия в силу каких-то причин и явлений.

Таким образом, проанализированные нами повести «Суламифь» и «Гранатовый браслет» уже дают представление о том, что безличные предложения в прозе Куприна (1900;х гг. ХХ века) не являются доминирующей синтаксической структурой, более того, их низкая частотность говорит о том, что они не свойственны не только прозе данного автора, но и вообще так называемой «традиционной» художественной прозе первого этапа развития синтаксиса, что обусловлено, вероятно, действием I парадигмы культуры, где второстепенное подчинено главному, нюансированы отношения между компонентами, имеет место языковая нормированность, классический синтаксис, а об иррациональности, хаосе, доминирующей над агентивностью неагентивности нет и речи. Поэтому мы можем сказать, что употребление безличных предложений Куприным не влияет на идейно-художественную организацию произведении, хотя в «Гранатовом браслете» стихийная сила, непознанная и загадочная, а также её влияние на агенсов (под этим влиянием ставшими пассивными экпериенцерами) очевидно.

Второй ступенью активного функционирования безличных предложений в русском литературном языке будет период 30−90-х гг. ХХ века. На данном этапе рассматриваются тексты Б. Пастернака, А. Битова, ориентированные на традицию и классику произведения деревенщиков — И. Васильева, А. Яшина, роман Л. Леонова «Пирамида» .

Этот период активного употребления безличных предложений в художественной прозе охватывает три этапа развития синтаксиса ХХ века (60−80-е гг., 80−90-е гг., в меньшей степени — 30−50-е гг.,). Напомним, что именно в это время отмечается «широкое их (синтаксических конструкций — прим. Е. У.) использование в языке художественной литературы, в том числе и авторами, далёкими от идей модернизма». Проследим развитие и употребление интересующих нас конструкций на протяжении трёх этапов развития синтаксиса и докажем, что в это время активны безличные предложения как у авторов, придерживающихся нормы, традиции, так и у авторов, произведения которых изобилуют инновациями и отступлениями от языковой (синтаксической в том числе) нормы.

Второй этап развития синтаксиса ХХ века (30−50-е гг.) в данной работе представлен анализом безличных предложений произведении Б. Пастернака («Доктор Живаго»). По мнению Е. Покровской, «синтаксис художественной литературы 30-х — 50-х типологически отличается от модернистского актуализирующего синтаксиса предыдущего этапа; здесь устанавливается соответствие между понятиями I парадигмы культуры и синтаксисом классическим, иерархическим», что было обусловлено борьбой за нормализацию русского языка, возглавленную М. Горьким, и борьбой с модернистами.

Действительно, господствующим в официально признанной литературе был, несомненно, синтаксис I парадигмы — классический, иерархический. Романы М. Булгакова и Б. Пастернака трудно назвать «официально признанной литературой». Поэтому мы можем сказать, что наряду с тяготением к классической организации построения произведения, в вышеуказанных произведениях проявляются черты II парадигмы культуры, демонстрацией чего и является активное употребление безличных конструкций — яркого языкового средства биокосмической (по А. Якимовичу) парадигмы.

Прежде чем приступить к анализу безличных конструкций в прозе Б. Пастернака, отметим, что для мировосприятия этого автора значение безличных предложений характерно и симптоматично. Роман Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго» можно рассматривать в качестве примера художественного текста середины ХХ века. Автор использует пациентивные конструкции, которые давно устоялись в языке, для того, чтобы раскрыть внутренние переживания героя, отразить состояние природы и т. д., причем в романе представлено большое количество такого рода структур.

1) Террасу слегка проскваживало Безличная форма глагола — просквозить — используется в характеристике состояния здоровья человека (например, — его просквозило. Употребление лексемы — проскваживало — по отношению к неодушевленному предмету можно объяснить так: во-первых, сквозит ветер, но так как действие осуществляется стихийно, то деятель не указан; во-вторых, терраса уподобляется живому организму, возможно наличие болезненной атмосферы, — опять-таки, некая стихийная сила здесь присутствует, но она непознаваема, не поддается контролю и объяснению.

2) Всю дорогу в части горизонта, проходившейся налево к направлению их движения, недружелюбно урчало и погромыхивало Лексема — урчало — предстает несколько в ином качестве: в традиционной безличной конструкции она соотносится с определенными процессами в организме (например, — в животе урчало -), в данном контексте использование этой словоформы позволяет представить горизонт как часть организма, перенести его в разряд одушевленных предметов.

Лексема — погромыхивало — образована приставочно-суффиксальным способом от глагола — громыхать -. Ее употребление правомерно, так как автор обрисовывает состояние природы (видимо, говорится о раскатах грома).

3) Когда завечерело, низ неба в той стороне вспыхнул розовым трепещущим огнем, который не потухал до самого утра Приставочное образование — завечерело — заменяет словосочетаниеначинало вечереть-. Данная безличная конструкция представляет действие в процессе его протекания.

4) Ветром передувало Авторская инновация — передувало — использована с целью показать, что ветер был очень сильный и управляется некой стихийной силой, которая и способствовала высокой интенсивности его порывов. Элемент стихии присутствует, но не выражен, что говорит о непознаваемости деятеля.

5) На небе чуть расчистило Стихийная сила, которая расчистила небо от туч, очеловечивается, то есть носит характер деятеля. Глагол — расчистить — имеет определенные семантические возможности, поэтому его употребление в безличной форме при отсутствии субъекта делает предположение о наличии псевдосубъекта.

6) Давно пора бы молоку, а все безмолочнеет Инновационное образование — безмолочнеет — употреблено в безличной форме, потому что в данной ситуации важно было показать явление не единичного, а повторяющегося характера, поэтому принимающего более масштабное значение. Структура типа — темнеет, вечереет — помогает автору найти оптимальную форму организации лексемы.

7) Схватила я фонарь, не больно-то ведь как развиднело, и, как угорелая, на рельсы…

Перед нами, видимо, диалектная форма, употребленная персонажем соответствующего социального положения. В лексеме — развиднело — примитизировано понятие о том, что еще не очень хорошо видно (темно, туманно и т. д.), синонимом может быть словоформа — посветлело -, однако — развиднело — более уместна в обрисовке явления: она носит стилистически сниженный характер, но в то же время наглядно представляет картину.

В романе Б. Пастернака очень много безличных конструкций, которые часто употребляются в языке и не имеют характера инновации.

• 8) Из палисадника тянуло самоварной гарью
• 9) Народу все прибывало
• 10) Его поманило в гости к кому-нибудь или просто так без цели на улицу
• 11) Девочке льстило, что годящийся ей в отцы красивый, седеющий мужчина, тратит деньги и время на нее
• 12) Что это вам, право, приспичило
• 13) Нет, не шутя, меня так и подмывало выговориться
• 14) У Юрия Андреевича захватило дыхание
• 15) Но и у Юрия Андреевича шумело в голове
• 16) В лицо ему пахнуло сыростью
• 17) Вначале он думал, что бабахнуло где-то в Кутейном

Функционирование безличных конструкций в тексте очень важно, потому что именно пациентивные предложения во многом определяют языковую особенность произведения, где многие события предстают как необъяснимые, непостижимые и трудно поддающиеся контролю. Довольно часто встречается лексема — пахло/пахнет — именно в безличном употреблении, ибо вариации различных запахов играют в романе не последнюю роль. Автор отдает предпочтения безличным глаголам, потому что они представляют действие стихийной силы, и безличная форма только подтверждает, что стихия эта грамматически представлена нулем, и в силу этого, не может быть восстановлена ни из контекста, ни из ситуации. Слова категории состояния, наречия как безличные предикаты в тексте почти не встречаются, по крайней мере, инновационных образований отмечено не было.

Третий и четвёртый этапы развития синтаксиса ХХ века (60−80-е гг. и 80−90-е гг. соответственно) иллюстрируют произведения таких авторов, как А. Битов, И. Васильев, А. Яшин, Л. Леонов, в которых безличные конструкции активны, разнообразны и показательны. В 60−90-е годы ХХ века синтаксис художественной прозы вновь обращается к принципам II парадигмы культуры: на смену эстетики гармонии приходит эстетика дисгармонии, на смену «гладкости прозы» приходит её расчленённость, на смену классическому синтаксису приходит актуализирующий; формируется синтаксис потока сознания, обуславливая взаимодействие двух противоположных тенденций: к синтаксическому слиянию различных структур в едином потоке и синтаксическому расчленению единых структур, имитируя ассоциативное, хаотичное, спонтанное формирование и выражение мысли; происходит экспансия разговорно-речевого синтаксиса в языке художественной прозы, причём не только в речи персонажей, но и в речевом слое автора-повествователя. Все эти процессы — благодатная почва активного функционирования и развития, распространения безличных предложений не только в прозе ряда авторов, «модернизирующих» литературу, но и в произведениях так называемых писателей-" деревенщиков". Они придерживаются норм и традиций, установленных «во времена правления» I парадигмы, и в то же время используют безличные предложения как средство для создания неагентивного, стихийного, необъяснимого пространства в рамках своих рассказов (повестей, романов).

Проза Андрея Битова изобилует пациентивными предложениями, которые представлены разнообразными структурно-семантическими конструкциями. Хотелось бы остановиться на анализе глагольных и наречных новообразований, используемых автором, личных глаголов, перешедших в разряд безличных. Интересно влияние концептов «стихия» и «судьба» на семантику безличных предложений. Целью является доказательство того, что при довольно высокой частотности употребления безличных конструкций, давно закрепившихся в языке, активно развиваются новые, что указывает на высокую степень продуктивности пациентивных конструкций на данный период развития языка.

1) Монахов ехал домой, и ему легчало Словоформа — легчало — используется для выражения внутреннего состояния экспериенцера на протяжении какого-то времени, то есть ему не сразу — полегчало — или — стало легко -, а он чувствовал легкость в период действия на него каких-то непостижимых сил.

2) Они его направляли все дальше и дальше, — сгущалось, темнело, душнело в этом закулисном мире…

Словоформа — душнело — является новообразованием автора, синонимичным словосочетанию — становилось душно. Этот глагол используется наряду с глаголами, обозначающими явления природы (темнело и др.), уподобляясь им по форме, но характеризуя состояние псевдоагенса как части природы (опираясь на высказывание Н. Д. Арутюновой о человеке, природе и стихийной силе).

3) Его лбом о столб садануло — так он сразу и упал, как мертвый Безличная форма — саданулопрямо указывает на то, что пациенс является игрушкой стихийных сил, которые никак не представлены. Безличная форма глагола — садануть — не отмечена в толковых словарях.

4) Вот точно так, будто болтало и носило меня всю жизнь, и принесло, наконец…

Наряду с известными безличными формами — носило и принесло -, употребляется словоформа — болтало-, которая является инновацией автора, потому что глагол — болтать — не употребляется в безличной форме без связочного (фазисного) глагола, как отмечено в словарях.

• 5) В текстах А. Битова можно найти и наречные инновации.
• 6) И мне погано. В основном, погано потому, что завидую, завидую…
• 7) Мы вышли к строительной площадке. Там было лысо и неожиданно светло
• 8) Так он стоял у озера больше, чем у могилы, и так ему было хорошо и спокойно, неподвижно ему было и безмысленно — и вдруг загрохотало над самым озером…
• 9) Было зябко и стыло, он лежал одетый, задеревеневший на пол
• 10) А ему опять стало несносно
• 11) Он лежит, ему не холодно, не жарко, не тяжело — как-то неощутимо ему

Заметим, что лексемыпогано, лысо, безмысленно, неощутимо, несносноне отмечены в толковом словаре под редакцией С. И. Ожегова. Это говорит о том, что данные наречия, выступающие в роли предиката в безличных конструкциях, являются новообразованиями на данном этапе развития языка. Хочется отметить еще несколько примеров, которые представляются интересными для анализа.

• 12) Очень мне было спешно
• 13) …вдруг тебе не так спешится, не так уж надо, куда ты бежал

Лексема — спешно — отмечена в словаре под ред. С. И. Ожегова, однако, о ее употреблении в качестве компонента в безличной конструкции не говорится.

Лексема — спешится — вовсе не указана, значит, является инновацией. Обе конструкции передают неволитивный характер действия, так как над экспериенцером давлеет некая сила, управляющая им. То есть, не агенс спешит (перед нами не агентивная конструкция — я спешу —), а экспериенцеру спешно или, наоборот, не спешится в определенной, неконтролируемой им ситуации.

• 14) — Прободало, прободало! — припрыгивал Саня, показывая на солнце
• 15) Но там была словно бы тугая пленка в мозгу, она выгибалась, за этой пленкой было как раз то, что надо вспомнить, но пленку никак было не прободать

В словаре С. И. Ожегова глагол — прободать — не имеет безличной формы, однако, в текстах А. Битова встречаются два варианта: прободало и было не прободать. Первая словоформа представляется как личный глагол, перешедший в разряд безличных, вторая — зависимый инфинитив, который входит в конструкцию, обозначающую неспособность сделать то, что необходимо.

" Рост безличных конструкций, — отмечает А. Вежбицкая, — вытеснение личных предложений безличными является типично русским феноменом" .

Действительно, неагентивные конструкции вытесняют агентивные, при этом важную роль играют личные глаголы, которые перешли в разряд безличных и начали активно употребляться именно в этой форме.

• 16) В голове слегка зазвенело
• 17) …вполне пристала здесь и раскинутая пустая сеть в этой пустоте, словно здесь недавно было и схлынуло…
• 18) В который раз у Монахова схлынуло в предчувствии поражения
• 19) «Когда я это говорил?» — забуксовало у меня в мозгу
• 20) Он не думал, не вспоминал, и его нигде не грызло и не тянуло
• 21) «Зачем это я?» — мелькнуло у него
• 22) «Трень-бом-день!» — прозвенело где-то внутри Тони и в то же время будто издалека
• 23) И где-то во лбу тикалo

Глаголы, в агентивных конструкциях представляющие действия активного агенса (например, вода схлынула, машина забуксовала, мысль мелькнула, часы тикали и т. д.), в пациентивных предложениях представлены в безличных формах потому, что экспериенцер не может объяснить те или иные моторные или ментальные акты, возникающие спонтанно и непреднамеренно. Он не в состоянии объяснить то, что с ним происходит, и эта неспособность постижения может быть отнесена на счет его внутреннего состояния, отсюда формы ассоциативного характера. То есть, ощущения, мысли не могут быть до конца познаны, они возникают, как некая сила, сопоставимая с чем-либо, но полностью не отождествляемая в каким-то агенсом.

В голове слегка зазвенело = Я почувствовал нечто, отдаленно напоминающее звон, будто бы звенел колокольчик.

Забуксовало у меня в мозгу = В мозгу у меня была какая-то мысль, которую я не мог высказать, поэтому она не была вербализована, и мое ощущение было подобно действию буксующей машины, которая не может выехать на дорогу, застряв в канаве.

" Зачем это я?" - мелькнуло у меня = У меня мелькнула мысль.

И где-то во лбу тикало = Я чувствовал нечто, некое пульсирование, будто где-то тикали часы и этот звук ощущался мной.

Бобышев прошел мимо большого дивана, дальше были две самые опасные двери друг против друга: из любой могло выскочить по начальнику, но не выскочило Глагол — выскочить — употребляется только в агентивных конструкциях, однако, начинает употребляться как безличный и в пациентивных (ср.: начальники выскочили).

Итак, если в интерпретированных предложениях есть ссылка на агенса и его действие, то в пациентивных перед нами — некая стихийная сила и ее действия, которые и вызывают некоторые ассоциации.

" Когда нужно отвлечь внимание от деятеля, представить действие, совершающееся само собой фатально, или очертить силу, стихийность действия, тогда такие обороты к нашим услугам" , — писал Овсянико-Куликовский, имея в виду пациентивные конструкции, в которых действие представлено как нечто загадочное и непознаваемое.

В прозе А. Битова широко распространены такого рода конструкции, что свидетельствует о значимости концептов «стихия» и «судьба» и об их огромном влиянии на семантику безличных предложений.

• 24) Меня отбросило назад, в действительный, объемный и огромный мир…
• 25) Но как только я начал жить, тут же, словно некую верховную темную силу не устраивало, чтобы я жил, из памяти выплывало, как возмездие, и погрозило пальцем: живи
• 26) Так выдохнуло нас, наконец, в светлое пространство, и мы разжались с поспешностью
• 27) — А твой Ленинабад… Твой Ленинабад… твой… — Большой так и не мог сказать. Его выворачивало, его разрывало, с ним могло быть плохо
• 28) Люди выскакивали из автобуса: влево-вправо, влево-вправо. В этот момент женщину оторвало от Кости
• 29) Несчастный случай, почти каждому повезло это видеть: бежишь, опаздываешь…
• 30) Его уже лихорадило, мысли толпились, отчаиваясь избрать последовательность…

Перед нами действие неволитивное, пассивный экспериенцер не способен контролировать жизненные события, причины которых неизвестны и непознаваемы. Над ним — некая стихийная сила, локализуемая вне и совсем не представленная.

Лингвист З. К. Тарланов утверждает, что «в конструкциях — Я не сплю/Мне не спится — субъекты едва ли существенно различаются друг от друга по характеру актуализации воли (Вот уже месяц, как я не сплю; Вот уже месяц, как мне не спится)». Безусловно, это заявление спорно.

Во-первых, в примерах представлены два субъекта: агентивный и неагентивный, то есть псевдоагенс, пассивный экспериенцер. Таким образом, субъекты никак не могут быть тождественны ни по активности/пассивности, ни по актуализации воли/неволитивности. Более того, если в первом предложении агенс волен распоряжаться своей судьбой, то есть ему наверняка известны причины, по которым он может — спать/не спать -, агенс сам располагает своими возможностями и желаниями, то во втором — все обстоит иначе, и это во-вторых. Действие представлено возвратно-безличной формой глагола, которая имеет «безлично-пассивное» значение (по Виноградову). Форма нася — выражает действие, не зависящее от воли лица, участвующее в процессе. Субъект, то есть псевдоагенс, выступает в роли объекта, испытывающего на себе действие. То есть, возвратная форма указывает на само действие, а не на связь его с деятелем. Действие рассматривается как неволитивное, потому что экспериенцер подчиняется силе обстоятельств, которые, в свою очередь, подчинены некой стихии, непознанной и загадочной.

Мы видим, что распространение пациентивных конструкций в какой-то степени определяет специфичность самой прозы, а наряду с уже известными лексемами, можно встретить инновации. Конструкции, которые давно устоялись в языке и анализируются как традиционные, необычайно употребительны.

• 31) Давно пора бы закурить, подчеркнуто выпустил дым — отлегло
• 32) Закладывает уши, слезятся глаза
• 33) Приятно гудело внутри
• 34) Я выкладываю все, что накипело за день
• 35) У Бориса Карловича екнуло в груди
• 36) Мне плохо, меня качает
• 37) Лицо его затуманилось, и вдруг его прорвало
• 38) Он не замечал, как движется. Словно его несло течением.

Подводя итог анализу безличных конструкций в рассказах А. Битова, отмечаем, что данные структуры активны, разнообразны и действенны, среди них много инновационных образований. Однако мы не можем однозначно определить безличные новообразования как лексические единицы авторского языка, так как употребление этих структур не ограничивается рамками рассказов писателя, в них представлен синтаксический универсум языка в целом, что говорит о включении в контекст русской культуры.

Художественная проза 60−80-х годов представлена не только текстами авторов авангардного течения, но и произведениями приверженцев соцреализма, — речь идет о прозе так называемых писателей-" деревенщиков". Перед нами проза традиционного плана, то есть следование всем классическим правилам предыдущих десятилетий, в том числе и в использовании конструкций классического, иерархического синтаксиса I общекультурной парадигмы. Анализ безличных конструкций в произведениях «Крестьянский сын» И. Васильева и «Вологодская свадьба» А. Яшина позволяет предположить, что авторы склонны рассматривать некоторые явления как непознанные, необъяснимые, тем самым признавая, что в данных ситуациях действует некая сила, которая представлена нулем. В первую очередь, это касается конструкций, где предикатом является безличный глагол, личный глагол в безличном значении или слова категории состояния.

Повесть «Крестьянский сын» лингвисту интересна тем, что в ней представлено огромное количество пациентивных предложений. На каждой странице повествовательного текста можно встретить от 1 до 3−4 безличных конструкций, причем многие из них связаны с концептами «стихия» и «воля». Если стихийная сила предстает в большинстве случаев как природная и действует активно, то воля действует пассивно, показывая неволитивность человека в той или иной ситуации, когда последний не может контролировать свои поступки, мысли, чувства, эмоции, хотя гипотетически контроль над ними возможен.

• 1) Виним ли мы себя за то, что посев побило градом, высушило, вымочило и жатва необильна?
• 2) … так как это было ново, необычно, заманчиво, что весь наш класс словно ветром подхватило…
• 3) На улице смеркалось
• 4) На улице было по-осеннему прохладно…
• 5) Землю подморозило, первым снегом хорошо укрыло озими, а в декабре так посыпало — в неделю сугробы обложили село
• 6) Вспомнишь — будто солнышком пригреет
• 7) Меня это очень заинтересовало: как это камень вылезет из земли? — Да обыкновенно, — говорит дядя Федя, — морозом его выдавит
• 8) — Хотите, поговорю с бабой Феней, у нее корова, картошки хорошо уродило
• 9) Неповторимо пахло школой
• 10) Людей все еще носило по свету
• 11) Как пахнуло она меня от шутливого тона записки атмосферой девичника на Зименковом хуторе!
• 12) Хлеба собрали хорошо… со льном маленько затерло — треста не вся поднята
• 13) Только наладится — опять подхватило, понесло…
• 14) К утру комнату выдуло, на улице гуляла метель
• 15) Сегодня не читалось, дождь навевал скуку
• 16) — А только гложет что-то, Николай Васильевич, особенно ночами, когда не спится
• 17) Опять задремал: не читается

Иногда экспериенцер находится под воздействием неких неизвестных сил, вследствие чего он испытывает определенные трудности физического/ ментального/ эмоционального характера и остается пассивным, так как не может контролировать ситуацию в полной мере.

• 18) У меня щиплет глаза…
• 19) И вдруг меня словно толкнуло: а что я знаю о человеке, с которым делю хлеб и крышу?
• 20) А потом разом все кончилось. Будто отсекло
• 21) Снарядом накрыло.
• 22) Уже по происшествии какого-то времени, когда в душе все улеглось и успокоилось, я вдруг подумал: как до матери Тасиной дошло? Уж не наговорено ли ей про нас какой небылицы? Впрочем, мелькнуло и ушло
• 23) У него двух пальцев на левой руке нет, в молодости молотилкой оторвало
• 24) …не люби мы так чисто — могли бы и надломиться, ведь нам не было и двадцати, когда кинуло нас в пучину войны
• 25) Не шутите, меня аж прокололо. Только-только вас вспомнила
• 26) Во мне что-то дрогнуло, запершило в горле и жаром прихлынуло к глазам…

В качестве главного члена безличного предложения выступают предикативные наречия и страдательные причастия.

• 27) Ему дивно, что челноком-то он сновал…
• 28) — Мальчики, трубу не закрывайте: не было бы угарно
• 29) …в избе стало шумно и бестолково
• 30) А у самого разве мало шишек набито?
• 31) В кухне — она же мастерская архитектора — на полу, на столе, на лавках наляпано глиной…

Думается, важность широкого употребления в данном тексте безличных конструкций обусловлена не столько особенностями авторского стиля И. Васильева, сколько языковой тенденцией рассматриваемого периода.

Бытовой очерк А. Яшина «Вологодская свадьба» не переполнен безличными предложениями, тем не менее, следует проследить, как проявляются в тексте немногочисленные, но довольно интересные конструкции.

1) Совсем свободно заплакалось ей, когда Наталья Семеновна помянула в песне родимого батюшку…

В данном предложении представлена чисто субъективная внутренняя точка зрения, где субъект изображен не как активный контролер жизненных ситуаций (например, — она заплакала-), а как пассивный экспериенцер. Что-то повлияло на субъекта (в данном случае, это можно понять из контекста), вследствие этого пассивный экспериенцер объясняет ситуацию причинами внешнего воздействия, но только этим ограничиваться нельзя, потому что, исходя из того же контекста, можно говорить о бессознательном характере акта, следовательно, о его стихийности и иррациональности.

• 2) Раньше у нас считали козу поганой животиной, от молока ее с души воротило…
• 3) — Ну что, воины, как живется?
• 4) — Живем помаленьку! — ответил Михаил Кузьмич.
• 5) — Помаленьку нельзя. Вы молодые, вам надо хорошо жить. Время у нас такое. А пьется как?

Автор использует именно безличные конструкции, потому что важно отметить, что, хотя субъекты выявляются из контекста, действие некой силы играет не последнюю роль. В данном случае — иллюстрация того, что человек не может контролировать ситуацию самостоятельно, нужно какое-то влияние извне (либо изнутри), чтобы изменить положение в лучшую или худшую сторону. Действие человека по необъяснимым причинам неволитивно, он подвергается влиянию со стороны.

6) — Брось обижать старуху! — вступился за Наталью Семеновну Ленька. — наговоры одни, да еще заглазно Словоформа — заглазновыступает как синоним известного словосочетания — за глаза —, представляясь интересным новообразованием, выраженным предикативным наречием.

7) — Сколько у вас присчиталось в этом году?

Безличный глагол — присчиталось — является инновацией автора, потому что эта лексема не отмечена в словарях. Отталкиваясь от диалектного характера данного слова, можно предположить, что лексема носит семантику количественности каких-то продуктов, но, так как не конкретизируется каких именно, используется безличная, наиболее обобщенная форма.

• 8) Поневоле думалось только о нечистой силе
• 9) Утром невеста в присутствии гостей подметала пол в избе, а ей то и дело бросали под ноги разный мусор: проверялось, умеет ли она хозяйствовать

Небезынтересно отметить, что наряду с безличным глаголом — думалось — употреблена лексема — поневоле -, за которой закрепляется определенная семантика, в частности, значение неволитивности, невозможности изменить ход событий, можно сказать, обреченности пассивного экспериенцера.

По традиционной (в основном) подаче материала, что не свойственно третьему этапу развития русского синтаксиса, который обращается к принципам II парадигмы культуры, заметна тенденция к разрушению преобладающей агентивной организации предложения. Это проявляется в широком употреблении безличных конструкций разного типа, в которых главным членом может быть безличный глагол, личный глагол в безличном значении, предикативное наречие и т. д. Таким образом, начинает превалировать неагентивность — «ощущение того, что людям не подвластна их собственная жизнь, что их способность контролировать жизненные события ограничена… Мысль, акт веры или иное ментальное состояние представлены как возникшие в наших головах спонтанно, причем мы не ощущаем себя связанными по отношению к ними какими-то обстоятельствами…» .

В конце прошлого века выходит в свет роман Л. М. Леонова «Пирамида» — одно из величайших творений ХХ столетия. Автор пишет свой труд в течение нескольких десятилетий, поэтому «Пирамида» интересна и с точки зрения языковой эволюции. В тексте можно выявить множество пациентивных конструкций, которые характеризуют особое видение героев, событий, действительности.

Прежде всего, нужно выделить в отдельную группу предложения, в которых автор представляет явления природного характера и вмешательство некой непознанной силы в привычный ход вещей.

1) Поутру, пока не развеяло, тучки застлали небо Представление ситуации, включающей конструкцию традиционного характера — не развеяло — (в лексическом и грамматическом отношении) выражает вполне конкретное природное явление, когда на небе облачно, однако требуется дополнительная стихийная сила для осуществления прямого воздействия (предположительно ветер, который должен разогнать тучи), но стихийный деятель конкретно не указан, поэтому в данном случае использование личного глагола в безличном значении вполне оправданно.

2) С утра парило к грозе и пряной торфяной гарью припахивало издалека Безличная лексема — парило — довольно известна и не требует подробного истолкования, так как характеризует конкретное природное явление, душный тяжелый воздух перед грозой, и давно устоялась в языке как предикат безличного предложения, а словоформа — припахивало — достаточно интересна. Перед нами не привычное — попахивать -, а образование с приставкой — при -, обозначающей приближение какого-то запаха, а именно пряной торфяной гари, причем, автор не разделяет знаками пунктуации две предикативные единицы, вследствие чего можно предположить, что природными явлениями (на первый взгляд не имеющими ничего общего) управляет одна стихийная сила.

3) К сумеркам поутихло, но ничего не осталось от давешнего Видимо, речь идет о некой стихийной силе, которая бушевала накануне (может быть, ураган, буря, гроза, сильный ветер и т. д.). Лексема — поутихло — употреблена в безличной форме, потому что герой не уверен, какая конкретно стихия взяла верх, не исключено, что стихийные процессы происходили в сознании самого героя. Приставочно-суффиксальное образование говорит о том, что действие еще не закончено, то есть оно продолжается, но не столь интенсивно, и подходит к концу постепенно, не сразу, оставляя след.

В тексте много конструкций, связанных с процессами, которые происходят в сознании индивида, связаны с его ментальной или речевой деятельностью.

4) И поздно, и страшно, уму невмещаемо, и злые волцы рыщут округ вертограда твоего Употребление фразы, вложенной в уста святого старца, выходит за пределы литературного языка, но, тем не менее, конструкция, представленная в ней, не может не подвергаться анализу. Лексема — невмещаемо — является новообразованием, но именно в этом качестве она может передать наиболее точно то состояние, в котором находится герой. Он не в состоянии объяснить, что происходит в данный момент, в его уме не укладывается данная ситуация. Им владеет некая стихийная сила, которая не поддается разумным интерпретациям, обезличена и нереальна. Обрисовка ситуации позволяет предположить, что силы, воздействующие на героя, носят исключительно негативный характер.

• 5) Вот мнится мне с утра, будто стучатся за мною
• 6) Ему твердо запомнилось…
• 7) И опять ответа не последовало
• 8) Вдруг открылось отцу Матвею, что и его тоже ужасно тянет в руку взять
• 9) Опять в висках заломило…

Встречаются конструкции, где налицо действие силы, которую не может объяснить пациенс. Она управляет им посредством различных средств и орудий. Присутствуют элементы фатальности и стихийности.

• 10) А вишь, в русско-японскую воздухом ему в грудь шибануло
• 11) Считай, пофартило тебе, отец
• 12) Потянуло оглянуться перед уходом
• 13) Вот и меня тоже ишь куда крутануло
• 14) Матвея с некоторых пор потянуло в пустыню православного отшельничества
• 15) И вдруг разум опалило догадкой

Лексема — опалило — употреблена в непривычном для нее контексте. Активное действие, производимое при помощи глагола — опалить -, приобретает безличную семантику, в процессе перенесения в область ментального акта. У субъекта появляется некая догадка, которая в действии может уподобиться огню по своим качествам (стремительность, всепоглощаемость, всеохватность и др.), этой догадкой управляет стихийная сила, посылающая ее и наделяющая свойствами, далекими от мыслительной деятельности.

16) До вечера, пока не ударило бедой, отец Матвей ходил вяло Личный глагол — ударить — становится безличным в качестве предиката пациентивной конструкции. Словоформа — ударило — употребляется в сочетании с существительным — беда -, которое имеет отрицательную коннотацию, что подтверждает тенденцию «рассматривать мир, как совокупность событий, не поддающихся ни человеческому контролю, ни человеческому уразумению, причем эти события, которые человек не в состоянии до конца постичь и которыми он не в состоянии полностью управлять, чаще для него бывают плохими, чем хорошими, как и судьба» .

Итак, как бы ни были различны авторы художественных произведений и их видение мира, отмечаем, что все они активно используют безличные предложения, что указывает на значимость и востребованность данных синтаксических конструкций.

Безличные предложении определяют специфичность самой прозы; писатели разнообразных направлений и стилей отображают веяния эпохи, реальные и ирреальные ситуации и пытаются определить место человека в системе мироздания.

" Являясь одновременно и «матрешкой», и участником бесконечного числа диалогов, и подобием всего и «другим» для других и для самого себя, мы — и планета в интеллектуальной галактике, и образ ее универсума" .

Безличные конструкции применяются как языковое отражение такого рода ситуаций, как наиболее полное и адекватное воспроизведение момента действительности. Наряду с уже известными в языке конструкциями, которые довольно широко употребительны, можно встретить интересные глагольные и наречные инновации. «Сам факт неуклонного расширения безличного начала симптоматичен.

Он особенно значим на фоне современной языковой ситуации, в которой речь — устная и письменная — утратила упорядоченность, но стала более непосредственной и субъективной" .

Вопросы и задания для самопроверки.

• 1. Этносемантика как наука. Почему возник интерес рассматривать безличные предложения в этносемантическом аспекте? (1 балл)
• 2. Взгляд на культуроспецифику безличных предложений А. Вежбицкой и З. Тарланова: обозначьте полемику, представьте аргументы «за» и «против», выскажите свое мнение на проблему (2 балла)
• 3. Природа безличных конструкций: Восток или Запад? Аргументируйте ответ (2 балла)
• 4. Безличные предложения в контексте изучения динамики синтаксиса ХХ века. Как вписываются культуроспецифичные конструкции в лингвокультурологическую периодизацию? Приведите примеры (2 балла)
• 5. Охарактеризуйте особенности функционирования безличных предложений в прозе В. Маяковского и А. Белого (2 балла)
• 6. Охарактеризуйте особенности функционирования безличных предложений в прозе А. Куприна (1 балл)
• 7. Охарактеризуйте особенности функционирования безличных предложений в прозе Б. Пастернака (1 балл)
• 8. Охарактеризуйте особенности функционирования безличных предложений в прозе А. Битова (1 балл)
• 9. Охарактеризуйте особенности функционирования безличных предложений в прозе писателей-деревенщиков и Л. Леонова (3 балла)
• 13−15 баллов — «отлично»
• 10−12 баллов — «хорошо»
• 6−9 — «удовлетворительно»
• 5 и менее баллов — «неудовлетворительно» .