Висновок. 
Конструювання іміджу політика (з прикладу президента Російської Федерації)

Путин за эти годы — при всей общей положительной динамике экономики за исключением спадов 2009 года и нынешнего — накопил довольно много невыполненных обещаний. Это и «удвоение ВВП за десять лет», и борьба с коррупцией, и много чего ещё. И тем не менее — это не работает, большинство ему это не «припоминает». «Тефлоновость» была не всё время, — в последние несколько лет «до Крыма» её явно не было, она исчезла. И она исчезала несколько раз: где-то к выборам 2003;2004 гг — и тогда именно мобилизация помогла избраться… Последние годы, годы кризиса, спада, стагнации, показывали, что на самом деле никакой «тефлоновости» нет. Была, но исчезла.

Если говорить об обещаниях, то в целом ожидания, наверное, таковы: власть, наверное, никогда и не выполнит все свои обещания. А если мы спрашиваем, кто является реальной политической силой — опять же, это не любовь, это скорее уважение или нейтральное отношение у большинства — но если говорить о том, кто может выполнить обещания, то это — «Путин и «Единая Россия» .

Про «Единую Россию» вам треть скажет — может, чуть больше — что это партия жуликов и воров или партия крупных чиновников, бюрократов и так далее. Или олигархов. Но всё равно: если у кого-то и есть полномочия и силы, чтобы выполнить обещания хотя бы частично, то это — Путин и «Единая Россия» .

Путин в декабре 2014 года (на экране во время «большой» пресс-конференции).

Если пытаться смоделировать ситуацию, когда власти это будут припоминать, то, я думаю, это общее снижение уровня жизни. В 2009;2011 достаточно было уже отсутствия надежды на будущее. То есть, большинство уже говорило: «нет, всё нормально, у моей семьи всё хорошо», и даже рос уровень жизни, но — обрушились ожидания.

Был, скорей, такой пессимизм: мол, дальше будет если не хуже, то вообще непонятно что, уверенности в завтрашнем дне нет, стабильности нет — и этого уже было достаточно, чтобы рейтинг пошёл вниз.

Но, опять же: это были не какие-то обвалы, это было снижение по достаточно пологой траектории. Поэтому у власти, конечно, есть большой запас прочности — это некоторая память о том, что «при Путине было хорошо», второе — что есть какие-то экономические резервы, есть телевидение. И если говорить о легитимности режима, то у всех режимов в мире, у которых за спиной — время относительной стабильности, есть «подушка безопасности» .

Но она может исчезнуть. Я думаю, во многом это будет зависеть от экономических проблем, просто от того, что люди станут жить хуже и будут меньше поддерживать власть. Я думаю, ухудшение экономической обстановки, то, что денег будет меньше, просто поставит под вопрос возможность существования режима в неизменном виде.

Мне кажется, смысл и цель путинского режима было сохранение себя как можно дольше в неизменном виде. Крым, он, собственно, позволил режиму именно сохраниться в неизменном виде.

Мы видели, что он может справляться и с политическими, и с экономическими кризисами — но в режиме ручного управления, когда проблем не так много. Но, как показывают наши исследования, внутри системы накапливаются неразрешимые конфликты, которые можно только подавить или, там, залить деньгами. А вот механизма, который позволял бы согласовывать много интересов — парламент, суд, выборы, на которых какие-то новые группы формулируют свои новые интересы — вот этого почти что нет, по крайней мере эти механизмы не работают.

Собственно, путинский режим во многом и строился на том, чтобы эти механизмы перестали работать. Уже ко второму сроку и роль парламента снизилась, сложилась такая весьма условная вертикаль власти, которая стоит на неких региональных элитах, которые тоже заинтересованы в сохранении сложившейся ситуации: и в фальсисикации выборов, и в преследовании «особо активных» НКО и так далее. Насколько эта система будет жизнеспособна в новых условиях, — сложно сказать.

О восприятии места и образа России в мире — со стороны кажется, что в целом восприятие россиянами своей страны за эти годы не поменялось: и в 1999;м, и сейчас большинство считает Россию униженным богатырём, который «ещё всем покажет». Мы ежегодно и ежемесячно проводим опрос по событиям месяца и событиям года. И вот в прошлом декабре Россия по этим показателям выглядела, можно сказать, как обычная страна. То есть, там были упомянуты и какие-то праздники, и какой-то теракт был, какие-то международные события — целый набор событий, которые люди считали значимыми. А сейчас, в этом декабре, это — Крым, кризис, ну, может, Олимпиаду ещё упомянут. Это если о событиях года. А если о декабре — это какие-то украинские события и кризис.

То есть, по этому опросу можно сказать, что Россия сегодня больше изолирована, больше сосредоточена на себе, чем на остальном мире. Но и в целом россияне не были никогда особо заинтересованы в событиях в мире. Они знали об этих событиях, их транслировали средства массовой информации, но это не был режим заинтересованности, участия — скорей, наблюдения.

Но год назад это «скорей, наблюдение» было всё-таки более взвешенным, было больше разнообразных новостей, больше новостей о внешнем мире нейтральных или со знаком плюс, а сейчас это, конечно, скорей минус и сосредоточенность на себе. Это первое.

А второе, если говорить об оценке россиянами положения страны в целом, то однозначно, сейчас (россияне считают, что) «наконец-то нас заметили», практически 70% считают, что Россия — супердержава, а основывается это на том, что «нас боятся и ненавидят». Получается, что лучше так, чем когда нас вообще не замечают и с нами не считаются.

Власть сыграла на неизжитом ощущении унижения с распадом Советского Союза. Владимир Путин здесь, думаю, вполне отдаёт себе отчёт, что если он в чём-то и ошибается, возвращая, там, гимн Советского Союза, то он ошибается вместе с большинством народа. То есть, здесь, как на самом деле и с Крымом, и с санкциями на продукты, власть играет на некоторых уже существующих ожиданиях.

Например, если говорить о Крыме, то — хотя никто никогда публично не ставил так вопрос, кроме, может быть, каких-то маргиналов — по нашим опросам, в девяностых, в двухтысячных годах порядка 80% считали, что Крым вообще-то должен быть с Россией. И даже в самом начале конфликта никто не думал, что Россия будет его возвращать, установка была такая: хорошо бы, чтобы было так, как мы хотим, но — денег не давать и войска не посылать.

Что касается «контрсанкций», здесь тоже власть сыграла на таких ожиданиях. Мы видим по разным опросам, что продукты «должны быть свои». То есть, техника должна быть с Запада, одежда — тоже лучше с Запада, а продукты должны быть свои. Потому что у нас, мол, без ГМО, экологические чистые… Это даже без политики, в каких-то маркетинговых исследованиях — большинство говорит, мол, надо своё есть. И это было до того, как эти контрсанкции были введены.

Никто не может особо связать, как это влияет на рост цен на все продукты, просто: «Хорошо бы есть своё» .

И ещё два связанных друг с другом момента. Санкции Запада, отношение США и Европы к России воспринимается как несправедливое, потому что нет такого ощущения, оно не проговорено, что санкции — это всё-таки ответ на действия России в Крыму, «Новороссии» и так далее.

Если бы это проговаривалось в СМИ, то, думаю, больше бы людей могло с этим согласиться. Пусть даже многие подспудно уже это ощущают — больше, чем об этом говорят. То есть, кто-то должен это проговорить публично, чтобы люди так или иначе могли себе в этом признаться.

А поскольку этого нет, доминирует ощущение, что санкции — просто потому что «Запад всегда был против нас», как говорит Путин — и в Чечне, и в войне в Грузии, и сейчас. То есть, это не рациональное действие Запада, а иррациональное.

Америка выступает здесь как архивраг. Если отношение к Европе ещё такое, что, мол, «ну да, сейчас поссорились, но потом помиримся», то в отношении США — скорей, такой «блок» .

В опросах это видно: если пропаганда спадает, то отношение к Европе и даже к США нормализуется, но подспудно в отношении США сидит такое восприятие, что это — чужой, угроза, противник, который намного сильнее нас.

Даже во все эти годы достаточно хороших, ровных отношений с Западом, эти настроения были довольно сильны. Они, возможно, канализировались на Эстонию-Латвию-Грузию, но они всё равно присутствовали. Но тут важно, что в Эстонии, Латвии, Украине, Грузии — везде — это был (в восприятии большинства россиян) конфликт не с этими странами. Это был конфликт России с США. К этим странам было, скорей, такое отношение: «Они-то были наши, и самостоятельными они быть точно никогда не могут. Если от нас ушли, значит, пришли к кому? К США». То есть, это ещё и был отказ этим странам в самостоятельности.

На самом деле и сейчас большинство хочет, чтобы отношения были нормальными. Если спросить «в целом», то все скажут, что хотят мира и сотрудничества.

А изменения в отношении к НАТО, к Евросоюзу начали происходить где-то с середины 2000;х — возможно, это связано с изменением отношения руководства страны.

И Крым — это, наверное, окончательное признание, что тот проект сближения с Западом потерпел неудачу. То есть, в руководстве была ставка на признание России в качестве равноценного партнёра, уважаемой державы — вот этого явно не получилось. Что могло бы отчасти хотя бы заместить ощущение, что мы проиграли холодную войну, Советский Союз распался.

Оно ведь на самом деле получилось, по всем внешним признакам — положение России как члена «восьмёрки», постоянного члена Совбеза ООН, то есть положение уважаемого члена международного сообщества. А кроме того, в течение 2000;х ещё и по уровню благосостояния Россия выбралась на вполне приличные места в мировых рейтингах. Здесь всё-таки какая-то ответственность лежит на руководстве страны. Может быть, руководству хотелось большего и, поскольку не получилось добиться желаемого авторитета, статуса — то, что есть, хорошо, но это не исключительное положение, всё-таки «один из» и явно не первый — и, наверное, здесь сошлись установки и руководства, и населения.

И это позволило власти, играя на ощущении если не униженности, то несправедливости добиться внутри страны большего. Внутри страны использовать эту карту для такой вот конфронтации оказалось намного более действенным механизмом удержания власти, удержания внимания на себе. Когда политика и риторика Путина стали агрессивнее, то люди стали лучше оценивать его достижения внутри страны.

Здесь надо внимательней смотреть на цифры, но мне кажется, сейчас — такое противоречивое положение: с одной стороны, есть ощущение, что нас не любят и боятся, что отношения с Западом ухудшились. Но с другой стороны, это компенсируется ощущением, что «всё-таки, наконец-то, мы им сделали, Крым наш, делаем, что хотим». Неизвестно, насколько это можно будет дальше использовать.